Нагнулся, задрал штанины до колен, постукал кулаком по протезам. Вот отчего, оказывается, походка-то у него была такой. А мне неловко стало. И не оттого, что не знал о столь тяжелом ранении нашего советского гостя, почетного гражданина Вроцлава, а оттого, что я, старый солдат, таскаю своего побратима вверх-вниз по каменным ступеням костела — мы ведь на колокольню взбирались! — по этажам ратуши. Да что там говорить, мы и в гостинице разместили Мельника на шестом этаже… А ему, Мельнику, хоть бы что. Все только шутит. Даже над своими потерянными в бою ногами потешался… — Реперович умолк, почему-то пристально посмотрел на меня. — В сорок пятом Володе Мельнику было всего восемнадцать, — добавил он все с той же раздумчивостью.
Вошла Маша. Застенчиво улыбнувшись, пригласила нас к столу.
— Не обессудьте, если не удались, — заранее извинилась она.
Вернувшись в казарму, я поспешил переписать историю солдата Мельника в свою тетрадь. За этим занятием и застал меня Генка.
— Где пропадал? — спросил он.
— Был приглашен на пельмени в один почтенный дом, маэстро.
— Потому и на обеде не был?
— Потому и не был.
— Что за почтенный дом, где угощают пельменями?
— Тебе это знать ни к чему. В том доме ты пока персона нон грата.
Генка вспыхнул.
— Ты был у Ник-Ника?
— Да, я был у Ник-Ника. Видел Машу. Разговаривал с ней как с тобой. Ел пельмени. Такой вкусноты отродясь не пробовал. Есть еще вопросы?
— Ну, вы даете, Климов!.. Ладно, вопросов пока нет. Пишите свои мемуары, не буду мешать.
Он направился к выходу из ленкомнаты. У двери остановился.
— Потом все сами расскажете, Климов. Без наводящих вопросов. У вас это иногда получается, Климов. Салют!
Кажется, барометр Генкиного настроения предсказывал перемену.
Проводили гвардии майора Ермашенко. Впрочем, проводили, наверное, не то слово. Из полка он не уехал, принял второй танковый батальон, а это в нашей же казарме — только вход с другого подъезда. Преемником Ермашенко стал гвардии старший лейтенант Шестов, наш взводный. Он вступил в должность как раз накануне поездки на экскурсию.
В тот день мы с Генкой были в суточном наряде: дневальными по роте. Так что первым, кто подал команду «Смирно!» при появлении нового ротного, был Карпухин.
Сейчас в роте никого: все в бане. И дежурный сержант Вахрамеев, и Генка ушли вместе со всеми. Я жду, когда прибежит Генка и подменит меня. Из ленкомнаты, кутаясь в шинель, вышел Селезнев.
— А вы разве не в бане, товарищ гвардии старший сержант?
