Кравчук с откровенной грустью в голосе сказал:
— Не знаю, ребята, увидимся ли еще? Ты, Валерка, черкни пару слов, как на место приедете. Запиши Маринкин адрес.
Генка не удержался от очередной реплики:
— Настоящие кандидаты в студенты визитными карточками заранее запасаются…
— А кандидаты в маршалы? — не остался в долгу Кравчук.
— Конечно, тоже, но только после соответствующего решения Генерального штаба, который их, кандидатов, должен в самое ближайшее время распределить.
Когда мы подошли к стадиону, матч уже закончился. Футболисты «Молнии» сидели в кузове машины. Времени на словесную пикировку с Генкой у Цезаря не осталось. Пора прощаться. Мы обнялись.
— Будьте счастливы, ребята. Всего вам!
— Будь счастлив, Цезарь!
Кравчук с разбегу вскочил в кузов машины, и она тронулась. И пока не растаял пыльный шлейф над дорогой, мы стояли и стояли на том самом месте, где простились с Цезарем. Не заметили, как подошел сержант Каменев.
— С кем вы тут обнимались? — поинтересовался он. — Вроде лицо знакомое, а не признал.
Я хотел ответить сержанту, но Генка, как всегда, опередил:
— Это, товарищ сержант, известный советский конструктор, создатель звездолетов, герой труда…
Каменев вопросительно вскинул голову.
— … будущий, имеется в виду, — закончил Генка.
— А на гауптвахте с вами вместе, случайно, он не сидел, этот конструктор звездолетов? — спросил Каменев.
— Ну и память у вас, товарищ сержант! — ответил Каменеву Генка. — Точно, он. Но это сути дела не меняет. Дружок наш поступает в политехнический. А уж оттуда прямая дорога к звездам. Верно, старик? — Генка по привычке, по дурной своей привычке, толкнул меня в бок.
— Что ты все молчишь да молчишь?
— Слава богу, ты за всех высказываешься.
— Пошли, нечего стоять, — сказал Каменев.
По дороге к палаткам Карпухин вдруг вспомнил давешний разговор с прапорщиком насчет домино и почти теми же словами высказал свое предложение Каменеву. Сержант, видимо, не поняв шутки, а может, наоборот, хорошо поняв ее, сказал коротко:
— Предложение дельное. Подумаем, обсудим. А пока формируйте, Карпухин, команду…
Возле палаток уже собрался тесный солдатский полукруг. В его центре со своей неразлучной хрипатой гармоникой восседал на табуретке Серега Шершень.
— Может, возьмешь, наконец, скрипку? — сказал я Генке.
— Очень хочешь?
— Да недурственно бы.
— Так и быть, уважу.
Для Карпухина требование масс превыше всего. После ужина, до самого построения на вечернюю поверку, над притихшим палаточным городком, над неостывшей от полуденного зноя степью то плакала, страдала, то не на шутку сердилась, то заливалась буйным озорством звонкоголосая Генкина певунья-скрипка. И ни один из слушателей не ведал тогда, что был этот концерт скрипача прощальным, что уже вечером следующего воскресенья мы будем слушать совсем иную музыку — музыку вагонных колес…
