Затушив окурок, я прошествовал в комнату. В воздухе реял привычный запах конюшни. Я взглянул на черную доску, позаимствованную видимо из какого-то класса. На ней уже была выведена тема сегодняшнего обсуждения и имя автора, заготовленного на заклание. Схема была ясна. Сначала автор зачитывает весь рассказ или отрывок из романа, а затем каждый из сидящих за длинным столом по очереди высказывает свое "фе". Обругать и плохую вещь и гениальную – просто. Ругать – не хвалить, ведь так? В конце выступают два оппонента, которые месяц выискивали блох в частоколе строк. Они хорошо подготовлены и их возмущение бездарностью и самомнением автора звучит убедительно для всех. Тем более, что остальные предмета не знают и впервые услышали его прямо здесь из уст разбираемого. Так было всегда и так будет во веки веков. Впрочем, гениев в кружке негусто. Здесь есть непризнанные поэты из народа и рафинированные выпускники московского литинститута. Не беда, что о них никто так и не узнал на "бывшей Родине". Узок кружок этих творцов, но почитаем здесь. Во всяком случае – главное, умение подать себя. А о реальных достижениях можно и умолчать, строго и загадочно намекая на то, что есть там что-то в прошлом, что вам здесь и не снилось.
Есть и дамы. Обязательные поэтессы с туманным взглядом и просто... пишущие нечто около литературы. Всерьез их никто не воспринимает, но и не гонит, понимая, что клуб не может быть чисто мужским, как его и называли до последнего времени. Тем более, что каждое заседание заканчивается неумеренными возлияниями после чего новоиспеченные парочки удаляются в укромные уголки трущоб южного Тель-Авива, потому что большинство метров проживает именно там. Нет еще должного уважения к талантам в этой стране.
Да, клуб – это некий семейный клан, где все повенчаны, некоторые даже официально. А я всегда чувствовал себя здесь чужим. Не родственником, а иногда и вовсе представителем инопланетной расы. На критику выработал какой-никакой иммунитет. Заводить романы было неинтересно, если не сказать – глупо. Хотя благосклонные взгляды ловил не раз и не два, но делал лицо кирпичом, вследствие чего прослыл импотентом. Хотя мог бы и голубым, но в однополых интересах замечен не был. Дамочки иногда попадались вроде бы ничего, но выслушивать в постели плохие стихи – благодарю покорно. Так вот я и остался неохваченным, а стало быть, пришлым, и статус этот не изменился ни на каплю за четыре года моего членствования в этом невнятном клубе.
