Нуба не шевелился, пока девушка точными движениями снимала с его головы густую щетину отросших волос. А позади кто-то бормотал, иногда вскрикивая, летали мимо пчелы, и пыльца света сеялась и сеялась, ложась на яркое лезвие, узкое черное лицо и внимательные глаза.
Закончив работу, девушка бережно обтерла ему голову и спрыгнула с камня, на котором стояла. Чуть отойдя, присела на колено, откидывая голову, так что черная шея потянулась из груды цветных ожерелий. Подошедший жрец — крупный мужчина в длинной канге, обернутой вокруг широкого тела, остановился на миг, касаясь пальцами ее горла и обнаженной правой груди. Она встала, когда жрец отвернулся. И, прижимая к себе край подноса с разложенными на нем нехитрыми инструментами — лезвием, губкой и плошкой с водой, исчезла сбоку, уйдя из поля зрения Нубы. Ему осталась белая плешь, окруженная прядями жидких волос — жрец оглядывал его тело. Потом, подняв голову, посмотрел снизу в лицо пленника. Он не стал громоздиться на камень.
— Вдохни запахи, черный. После саванны, полной недоеденных звериных трупов, после веревок и ремней у дерева, где держал тебя жадный старик, да, я думаю, там пахло не слишком хорошо. Чувствуешь, какой мед разлит в этом воздухе?
Жрец потянул носом, раздувая ноздри, и закатил маленькие глаза, показывая, как наслаждается. Но они оставались холодными и пустыми, когда снова поползли по лицу пленника.
— Скоро твое тело вернется к тебе, и ты войдешь в новый прекрасный и светлый мир. Мир полный меда. Взяток со всего, что родит земля, — вот что мы собираем тут. И лишь избранные могут вкусить взяток, собранный нами, как трудолюбивыми пчелами…
Он смолк, не закончив напыщенной фразы. Отступил на шаг, продолжая внимательно следить за лицом пленника. А тот моргнул, слеза, что стояла в уголке глаза, поползла по щеке к носу.
— Сейчас я уйду. Но мы ни на миг не оставим тебя без нашей заботы. Отдохни, избранный. Мы увидим, когда ты обернешь к нам свой взгляд, свой разум и свое сердце. И тогда будет праздник, Ночь Черного Песка для всех, кто живет под заботливым светом Белой луны. Для всех ее детей. Они будут славить тебя, как могучего и быстрого, того, кто может стать рядом с отцами луны.
Жрец говорил и отступал, иногда оглядываясь на тропу. Широкие листья гладили белый подол. И Нуба, поведя глазами, что медленно и трудно, но все же послушались, сумел подумать — не та белизна. Белые тоги маримму светились, как снег на вершине матери-горы. Или то память его высветлила прошлое? Но она возвращается, как возвращается сила в его руки и ноги.
