— Гей, го-о-о!!!
Закружился, твердо ступая сильными ногами. И вдруг замер, когда в голове, которая становилась яснее, всплыли и остановились слова, завершающие сделку.
«Каждый из них будет длить твою новую жизнь».
— Вот как… — медленно сказал себе Карума, и оглянулся через плечо на черные скалы, торчащие из розовой утренней воды. Поворачиваться лицом к острову не хотел.
Внутри плеснулся страх и поднял голову, обещая показать последствия, нарисовать их, упиваясь сладким ужасом необратимости. Но Карума не зря жил долго и знал — иногда надо вовремя наступить на новорожденную мысль и сломать ей хребет пока она не стала настолько сильной, чтоб убить думающего. Он прогнал страх, ударив первым. Что же. Если ему теперь жить, ловя слабых и доверчивых, горячих сердцами — значит, так тому и быть.
Он повернулся и посмотрел на остров, без страха. Черная скалистая пирамида казалась далекой и неопасной. Ни единого блика не отражали ломаные поверхности скал. Сильной рукой Карума приветственно поднял потяжелевший мешок, из которого вкусно пахло лепешками, вяленым мясом и пивом. И пошел по красному песку к бушу, прячущему начало тропы через саванну, обдумывая где вскоре соберется побольше народу — на ярмарке в дальней деревне или на свадьбе в своей. А может быть, надо просто подождать, когда мужчины сами придут к нему, неся новому годое свои тревоги и желания.
В длинной кольцевой галерее, прогрызающей скалы вокруг всего массива острова Невозвращения, шел жрец луны, и широкий подол колыхался в такт мерному шагу. Когда на утреннем берегу Карума замер, а после смирившись, перебил хребет мысли, жрец кивнул, улыбаясь. Не останавливаясь, сунул руку к горлу и груди присевшей перед ним черной рабыне, и пошел дальше, рассеянно поглядывая на ряды глухих дверей по сторонам. Круглые, толстые, похожие на пробки, затыкающие норы гигантских червей, они плотно закупоривали входы, не пропуская ни звука. Только шестиугольные отверстия на уровне глаз в каждой двери полнились клубящимся серым дымом.
Нуба стоял в середине большой пещеры. Свет, льющийся сверху, осыпал черную кожу перламутровой пудрой. Пленник по-прежнему смотрел перед собой и дальняя стена, неровная, в выступах и изломах, ярко блестела, выжимая слезу из открытого глаза. Он видел этот блеск, видел купы темной зелени и тропинки между широкими листьями. Слышал медленное вязкое жужжание — изредка через линию взгляда пролетали тяжелые от взятка пчелы, как пущенные во сне камушки. Сбоку мелькнула черная фигура, приблизилась, встала напротив. Протягивая руки, украшенные множеством браслетов, девушка с серьезным и одновременно полным скрытого веселья лицом, обтерла его скулы и лоб, становясь на цыпочки. Она была высокой, но дотянуться да макушки не сумела и, оглядываясь, исчезла. Потом вдруг выпрыгнула снизу, и глаза оказались совсем близко, около его глаз. Покачиваясь и балансируя, закусила губу и нахмурила изогнутые, подкрашенные красной краской брови на черном лице. Поднесла к его лбу широкое лезвие, сверкнувшее плавной линией заточенного края.
