— Мир прост! — крикнул жрец, осматривая толпу.
— Прост! — Заорали в ответ мужчины и женщины.
— Возьми все, что сможешь, а чего нет — сделай!
— Возьми! Да!
— И всюду найди свое наслаждение!
— Найди!
— А не найдешь — сделай!
— Да, мой жрец, мой учитель! Да, мой Пастух, мой жрец!
Он засмеялся, и толпа засмеялась в ответ. Мир прост. И в нем сплошные радости.
— Вы хорошо жили. Радовали своих наставников и это большая радость для меня. Сейчас вы пойдете продолжать праздник. А некоторые останутся, чтоб порадовать не только нас, но и темных. Это справедливо. Всем должна быть радость от праздника.
Он прислушался к наступившей тишине, обводя глазами лица, на которых радость сменилась напряженным страхом и нетерпеливым желанием, чтоб эта часть праздника поскорее миновала.
Складки рукава мягко колыхнулись, палец указал на девушку, что хлопала и смеялась вместе со всеми.
— Ты останешься здесь, к радости темного Огоро…
Девушка замерла. Глаза на круглом лице стали огромными.
— Нет!
— Да! Да! — закричала толпа, и ближайшие к ней сомкнулись плечами, выталкивая избранную вперед.
— Ты останешься здесь. К радости темных эгов.
Худой мужчина забормотал что-то, оглядываясь, упал на колени, мелко кланяясь и пытаясь уползти в чащу топчущихся ног. Пинками его вытолкали обратно, двое кинулись, удерживая на месте извивающееся тело.
Жрец, поглаживая висящий поверх одежды серебряный шестиугольник, с удовлетворением смотрел, как по мере уменьшения опасности быть избранными, лица людей разгораются, и глаза заливает лихорадочный блеск.
— Ты останешься здесь. К радости темной Кварати…
— Ты останешься здесь…
— Ты…
Избрав шестерых, жрец поднес знак к губам и поцеловал прохладное серебро. А потом, делая руками движения, будто загонял в загородку разбежавшихся кур, отечески улыбаясь, воскликнул:
— Идите же! Идите!
Гомоня, люди вставали, толпясь, двигались по траве к стене дрожащего тумана и исчезали в нем, взбираясь по лесенкам на уровни галерей. Удобно усаживаясь, жрец вздохнул, расправляя складки одеяния. Благожелательно смотрел, как стражи толкают перед собой шестерых избранных к отдельной лестнице, ведущей в камеры приготовления.
— Мой жрец, мой Пастух! Да будет тьма добра к тебе всегда!
Жрец опустил глаза, разглядывая лежащего у подножия молодого мужчину в синей короткой даге. Тот возносил хвалы, хлопая по траве ладонями и утыкаясь носом в землю после каждого слова.
— Прими мою просьбу!
— Говори, — разрешил жрец. Улыбнулся девушке, избранной первой, а та застыла в толстых руках стражей. И кивнул, чтоб не уводили. На лице пленницы отразился смертельный испуг, смешанный с надеждой.
