— Девчонка. Что ты делала с ней? Сейчас.
— Я…
— Хватит. Такое короткое молчание, после первого слова. А мысли скачут, как мокрые лягушки, так? Ты собралась мне солгать, женское мясо.
— Нет, мой жрец! Позволь говорить. Клянусь тебе…
Он махнул красивой рукой, останавливая. И кивнул, улыбаясь. Чтоб поверила, заговорил мягко, успокаивая голосом:
— Расскажешь после. Я верю, ты не обидишь своего наставника. И в знак того, что в сердце твоем нет лжи, поговорим о другом, куи-куи.
Издевательское ласковое прозвище, из тех времен, когда она принадлежала наставнику целиком и он, увлекшись, бывало, играл с ней чаще, чем с другими. Он что, хочет забрать ее снова? После того, как она столько сил положила, чтоб вырваться, стать не просто мясом для мужского корня, стать важным человеком, помощницей братьев Луны. Онторо сглотнула, не в силах терпеть неизвестность. И не меняя лица, внутри себя закачалась, будто сжимая и разжимая кулаки мыслей, запуская свое сознание в голову мужчины. Раз за разом чуточку дальше. Он… забавляется ее страхом. Он… ленив и устал от дневного урока. Он… сыт мужской сытостью. Он… не собирается забирать ее…
— Убедилась? — зеленые глаза под прикрытыми веками смотрели. Красивый рот улыбался.
Онторо легла плашмя, прижимая лицо к грубой циновке. Раскинула руки.
— Прости. Мой жрец, мой наставник.
— Встань. Мне нужны эти твои умения. Не травы и не порошки. Не сладкие умения тела. Скажи мне, гибкая тварь, что ты узнала о пленнике, и как? Я обещаю, что только мы с тобой будем знать это.
Женщина перевела дыхание, медленно поднимаясь и подползая ближе к креслу, уселась рядом, коснувшись богатого подола и двоя мысли, как пласт мяса острым ножом. В самой ее глубине мелькало крутясь то, о чем жрец не должен узнать, как только что узнал о ее вползании в его чувства. Там, под внешним слоем медленных ярких мыслей она лихорадочно перебирала тонкими пальцами и прятала тайное, откладывая на плоский стол то, чем можно поделиться. Без вреда, но чтоб убедился, ее голова открыта ему.
Жрец ждал, не торопя и потому нужно было поторопиться. Чтоб не убить себя колебаниями и смертельной нерешительностью.
— Он очень силен. Ты сам знаешь это, мой жрец. Душа его сильнее тела, которое… (прекрасно, вопили самые дальние, самые скрытые мысли, оно прекрасно, его могучее тело, не было таких), которое измучено усталостью, голодом и внешними невзгодами. А еще он любит. И всегда держит в голове свою любовь.
