— Сразу видно, откуда ты пришел! — засмеялась его жена. — Как она к этому отнеслась?
— Конечно, как мужчина, — засмеялся в ответ редактор. — Я, слава богу, ухитрился удрать до того, как она напоит меня до положения риз! Но, Майя… В эти тяжкие времена нам нужны такие люди, как фру Шиббю, сильные, целеустремленные, которые не теряют головы, а остаются на своем посту, что бы там ни было.
Энгильберт Томсен был одним из немногих, кто не слышал и не видел воздушного нападения. Но зато он сам пережил нечто удивительное. Началось с того, что он внезапно заснул необычайно глубоким сном. Ему снилось, что он вступил в единоборство с лошадью, небольшой, очень неуклюжей и очень волосатой, которая норовила вырвать зубами его сердце. В конце концов ей это удалось, но он не испытал ни боли, ни обиды. Своими длинными зубами она вытащила его черно-красное сердце и исчезла с ним вместе. Долго еще после ее исчезновения он слышал, как она хохочет где-то вдали, словно человек.
Он проснулся уже в сумерки. Вспоминал свой сон и подумал, что его околдовали. Что в него вселилось нечто чуждое и он уже не он. Энгильберт долго сидел на берегу, погруженный в задумчивость. Его тянуло на хутор, к Томеа. Он хотел пойти к ней и сказать ей: «Вот он я, Томеа. Зачем ты меня околдовала? Я в твоей власти, что ты еще сделаешь со мной?»
Взрослые жители хутора Кванхус сидели за ужином. Стол был покрыт цветастой скатертью, его освещала новенькая, слегка шипевшая лампа. Дети и Альфхильд спали. Старый Элиас лежал с открытыми глазами на своей постели. Его вымыли, надели на него чистую рубашку. Он смотрел прямо перед собой усталыми удивленными глазами. Томеа достала карту Европы, чтобы Ивар показал на ней ход военных действий.
— Да-да, — проговорил старик, — до конца еще далеко. Уж во всяком случае, еще одну зиму придется пережить, а ты как думаешь, Ивар?
— Да, еще одну зиму, — согласился Ивар.
— Но зима может быть тяжкой. — Старик покачал головой. — Особенно для вас, Ивар. Штормы и тьма, ни фонарей, ни маяков. Не представляю, как вы будете управляться.
— Тьма — наш лучший друг, — с полным ртом возразил Ивар, — а непогода — тоже друг.
Элиас грустно улыбнулся:
— Ленивец — тот, кто хорошую погоду бранит, говорили наши деды. Эта пословица, значит, устарела. Все пошло вверх дном, помилуй нас боже.
После ужина моряки закурили свои трубки. Они тихо переговаривались с Элиасом, а женщины убирали со стола. Фредерик, вынул бутылку вина и щедро разлил по стаканам и чашкам. Магдалена залпом осушила стакан и уговаривала Ливу выпить вина.
