— Стакан портвейна тебе не повредит, — говорила она, — будем людьми!
Она снова налила Томеа и себе, закурила и с блаженным видом выпускала дым. Лива не поддавалась уговорам. Она не пила и не курила. Магдалена за ужином пила и водку, и пиво, и глаза ее стали затуманиваться.
— Как здесь хорошо! — весело засмеялась она. — Боже ты мой, как же вам хорошо живется! Вы и сами не понимаете, как вам хорошо. У нас в Эревиге ничего, кроме залежалого китового мяса, не было. Вы думаете, мне там хоть разочек удалось выпить водки или вина? Ничего подобного. В девять часов в постель, в шесть вставай и трудись не разгибая спины, на чужих, людей, да еще чуть не задаром! Твое здоровье, Фредерик!
— Будь здорова, Магдалена! — благодарно откликнулся Фредерик.
Магдалена наклонилась и прошептала ему на ухо:
— Ты мне очень нравишься, парень… ты ничего не говоришь, но ты такой славный!
Сев рядом с Ливой, Магдалена обняла ее за плечи.
— А ты стала святошей! — с упреком сказала она.
Но вдруг взяла руку сестры, прижала ее к щеке и прошептала:
— Лива, ты не сердишься на меня, нет? Я сижу тут и несу всякую чепуху, правда ведь? Я знаю, что тебе плохо… может быть, хуже, чем было мне, ведь ты все так близко принимаешь к сердцу. Бедняжка ты моя!
Магдалена вздохнула и поднялась с места:
— Ух! Здесь дышать нечем, так накурили! Я выйду на свежий воздух.
Вскоре вышли и Ивар с Фредериком. Им нужно было возвращаться на судно. Вечер был темный, безлунный. Посреди склона они присели отдохнуть и хлебнуть из фляжки.
Ивар тихо сказал:
— Слушай, Фредерик… сидеть здесь… в темноте… на твердой земле! До чего ж это здорово, да?
— Да, очень здорово, — подтвердил Фредерик из мрака.
Лива все еще не открывала письма. Она хотела его прочесть, когда останется одна, когда ей никто не помешает. Но больше ждать была не в силах. Она зажгла карманный фонарик и забралась в сарай, на сеновал. Здесь, под самой крышей, с бьющимся сердцем раскрыла она письмо.
Увидев знакомый почерк Юхана и подпись «твой навеки», она разразилась слезами, ей пришлось отложить письмо. Но она взяла себя в руки и прочитала. Да, этого-то она и боялась. Может быть, и не совсем плохо, но все же плохо. Лихорадка не проходит у Юхана, он должен лежать в постели, стоит вопрос об операции, но сначала ему нужно «набраться сил».
Лива потушила фонарик и долго сидела в темном сарае, пока не задрожала от холода.
Энгильберт осуществил свое решение взять быка за рога и отправился к Томеа. Не для того, чтобы жаловаться, просить ее расколдовать его, а только чтобы поговорить с ней, поговорить так, чтобы она его поняла. Он уважал удивительную оккультную силу этой странной девушки и не боялся ее, хотя только что испытал проявление этой могучей силы.
