— О-о, ты в приподнятом настроении, не так ли?
Она засмеялась.
— Да, я весь день писала. И слушала музыку, и ждала тебя.
— Неплохо. — Он присел на край ее кровати. — А у меня эти два дня были ужасными. То лодка, то курс акций.
— Росс говорит, что они смогут справиться с этим, — сказала Энн.
— Ты говорила с ним?
— Я звонила, чтобы высказать ему все, что я думаю. Ведь ты же мог пойти ко дну.
— Бедный он, бедный, — заметил Браун.
— Наверное, я нагнала на него страху. Он подумал, что я звоню, чтобы написать об этом в журнал.
— Росс вообще боится тебя, — засмеялся Браун. — Ты слишком утонченная леди для него.
Им овладело вдруг неистовое желание, подобное тому, которое испытывает измученный жаждой путник, завидев рядом источник. Он удивил их обоих своей страстью.
— О, мой дорогой, — выдохнула она.
Потом он лежал и прислушивался к завываниям полицейских сирен на шоссе за болотом. И чувствовал, что готов примириться со всеми невзгодами, как со своими собственными, так и с мировыми.
В вестибюле отеля играл местный маримба-бэнд, когда Стрикланд спустился туда, чтобы расплатиться со своей бригадой. Братья по фамилии Серрано, работавшие у него операторами, как полагал Стрикланд, получали плату еще и от правительства за то, что докладывали о его деятельности. Братья распрощались с ним с официальной серьезностью. Стрикланд заплатил им в долларах. Направляясь на садовую террасу, он услышал, как один из них передразнивает его заикание. Оборачиваться он не стал.
Перед входом на террасу он задержался на несколько мгновений, чтобы поглядеть, как вечернее солнце скрывается за горами. У бассейна он заметил своего коллегу Бьяджио, который размахивал обеими руками, подзывая его к себе, словно руководил посадкой самолета на авианосец. Он подошел к столику Бьяджио и сел.
— А-а, — пропел он, — Бьяджио. — Ему нравилось произносить эту фамилию.
Его приятель Бьяджио был несколько возбужден. Обычно он пребывал в состоянии апатии, так что казалось, каждый жест ему дается с трудом.
— Я влюблен, — сообщил он Стрикланду.
— Ты н… н… не знаешь, что такое любовь, Бьяджио.
— Ха, — усмехнулся Бьяджио, — это ты не знаешь.
Стрикланд покачал головой, словно пытаясь скрыть отвращение.
— Тебе что, надо вонзать свое жало во все, что бы ни попалось на твоем пути? Ты прямо как ненасытный комар.
Флегматичный швейцарский журналист всем своим видом выражал оскорбленное достоинство.
— Жизнь возрождается на новых основах, — объяснял он Стрикланду. — В воздухе — оживление. Новые начинания. Одно это заставляет сердце размягчаться…
