— Тогда у меня не будет внуков…
— Почему? — удивилась Фомина.
— У нас родятся мулы, а они не репродуктивны.
— Гоша не осел, — категорически заявила Алиса. — И вообще… это я рассказала Лине о детском доме… прости.
— Зачем? — Если бы это я услышала вчера, то без затрещины дорогая подруга не уехала бы. Но сегодня меня ничто не удивляло. Алиса — невероятное существо, к ней надо относиться как к стихии. С достоинством и выдержкой.
— А дуры они все. Высокомерные, напыщенные дуры!
— Это не новость. Зачем ты им рассказала?
— Не знаю.
Исчерпывающий ответ, и иного я не получу.
— Ладно, проехали.
— Так ты помиришься? Обещаешь?
— Подумаю, — уклончиво ответила я, отняла мишку и уткнулась в него лицом.
— Не думай, — приказала Фомина. — Мужик голову сломал, думая, чего ты бесишься. Ведь даже не объяснилась!
— Я не люблю выяснять отношения. Это пошло.
— Фу-ты, ну-ты, сама ослица упрямая.
— С такой любовью к зоологии тебе бы, Алиса, в ветеринары…
Ал иска хотела ответить что-то язвительное, но вспомнила о «Красной стреле» и полезла целоваться.
— Наденька, лапушка, — всхлипнула стихия, — я скучать буду… А ты?
В горле запершило, я шмыгнула готовым потечь носом и от избытка чувств огрела Фомину по спине. Та поморщилась и пробормотала:
— У твоего медведя скоро второй глаз отвалится… Прислать из Амстердама нового?
— Ага. И пакетик марихуаны. Вернешься, обе на нарах будем париться.
Дабы не разрыдаться, Фомина дотянулась до радио и нажала кнопочку; из динамиков понесся канкан Оффенбаха.
— Хорошо, не похоронный марш, — проскулила я. — Очень бы соответствовало.
— Не реви, подруга, — Алиска изо всех сил старалась выглядеть. — Хоронить нас рано… и почему бы не под канкан? Представь, все кладбище рыдает, а у моей ямы народ пляшет. Пришлют похоронку, намекни трубачам, чтоб Оффенбаха сбацали. Договорились?
— А то.
На этой трогательной ноте мы и расстались.
Я стояла у окна нашей комнаты и смотрела, как непривычно худая без балахона Фомина с сумкой наперевес сайгачит через темный двор, и думала. Правду она рассказала об Игоре или нет? Если да, то я ослица. Я почти приучила себя ненавидеть, но удивительно, как легко вспоминается прежняя любовь.
На Алису Фомину я обратила внимание еще при вступительных экзаменах. Все иногородние абитуриенты, размещенные в общежитии Бауманки, тряслись и страдали невыносимо. Нервная обстановка, взвинченные до предела парни и девушки зубрили, повторяли, слонялись из угла в угол и пили капли. Девица в просторном балахоне книг в руки не брала, равнодушно ходила на экзамены и получала «отлично» у преподавателей, славящихся железобетонной непробиваемостью.
