Николай II | страница 53
В 1902 году, полагая, что приближается его конец, Лев Толстой направил из Гаспры, в Крыму, послание царю — как бы бросил в море бутылку, — поскольку сомневался, что Николай II когда-либо прочтет или примет во внимание его послание.
«Мне не хотелось умереть, — писал Толстой, — не сказав вам того, что я думаю о вашей теперешней деятельности и о том, какою она могла бы быть, какое большое благо она могла бы принести миллионам людей и вам и какое большое зло она может принести людям и вам, если будет продолжаться в том же направлении, в котором идет теперь.
Треть России находится в положении усиленной охраны, то есть вне закона. Армия полицейских — явных и тайных — все увеличивается. Тюрьмы, места ссылки и каторги переполнены, сверх сотен тысяч уголовных, политическими, к которым причисляют теперь и рабочих. Цензура дошла до нелепостей запрещений, до которых она не доходила в худшее время 40-вых годов. Религиозные гонения никогда не были столь часты и жестоки, как теперь, и становятся все жесточе и жесточе и чаще. Везде в городах и фабричных центрах сосредоточены войска и высылаются с боевыми патронами против народа. Во многих местах уже были братоубийственные кровопролития и везде готовятся и неизбежно будут новые и еще более жестокие.
И как результат всей этой напряженной и жестокой деятельности правительства, земледельческий народ — те 100 миллионов, на которых зиждется могущество России, — несмотря на непомерно возрастающий государственный бюджет или, скорее, вследствие этого возрастания, нищает с каждым годом, так что голод стал нормальным явлением. И таким же явлением стало всеобщее недовольство правительством всех сословий и враждебное отношение к нему.
И причина всего этого, до очевидности ясная, одна: та, что помощники ваши уверяют вас, что, останавливая всякое движение жизни в народе, они этим обеспечивают благоденствие этого народа и ваше спокойствие и безопасность. Но ведь скорее можно остановить течение реки, чем установленное богом всегдашнее движение вперед человечества».
Но только ли о предупреждениях этого отлученного от церкви человека знал царь? Ему по крайней мере было известно, что те прекрасные певцы и актеры, которые заставляли биться его сердце, тоже относились к нему неодобрительно.
Однажды вечером — это было в начале века — в опере хористы решили подать петицию на имя царя. Было решено, что после одной из первых сцен в «Борисе Годунове», когда поднимется занавес, весь хор встанет на колени и обратится к императорской ложе с протянутыми руками, пока будет зачитываться петиция.