Услышав это, он кивнул.
— Я его знаю, — сказала миссис Лейн. — Позвольте вас спросить… — Прерывающимся, озабоченным голосом она сказала: — Не с ним вы собираетесь испробовать новую возможность для бизнеса?
Эл Миллер издал звук, который нельзя было истолковать ни как «да», ни как «нет». Теперь он полностью пробудился. Значит, миссис Лейн знает Хармана; это его оживило и заинтересовало. Не забывал он и об осторожности.
— Из вашего тона я заключаю, — сказала она, — что вы разговаривали с мистером Харманом и именно его имели в виду, когда сказали, что вам представилась новая деловая возможность после того, как вы виделись со мной в моем офисе. Что ж, хочу вам кое–что сказать. — Теперь, показалось ему, она выглядела по–настоящему немного испуганной. Она облизнула губы, помедлила, стиснула свою сумку обеими руками и поерзала на стуле. — Стул у вас какой–то маленький, — сказала она.
— Так и есть, — согласился он.
— Я знаю его, — сказала она, — где–то около пяти лет. Естественно, я много чего слышу. Это мой бизнес. Он все время обращается к моему бизнесу, бизнесу с недвижимостью. Купля–продажа, как говорится. Занимается многими вещами. Мастер на все руки, что называется.
— Понимаю, — сказал Эл.
— У него много… — Она остановилась. Потом, с неожиданной широкой улыбкой, показывающей ее украшенные золотом передние зубы, продолжила: — В общем, он не такой, как вы, мистер Миллер; я хочу сказать, его не тревожит, причиняет ли он миру зло.
Эл кивнул. Ее тон перестал быть мягким; в него проникли прямота и удивительная резкость. Харман ей и впрямь не по душе, осознал он. Ее чувства вышли наружу, потому что она не была лицемеркой. Она не могла притворяться, что ей кто–то нравится, если он ей не нравился.
— Вы считаете, — сказал он, — что мне следует держаться подальше от этого Хармана?
Теперь ее улыбка смягчилась, стала более задумчивой.
— Ну, — медленно проговорила она, — это, конечно, ваше дело. Может быть, вы знаете его лучше, чем я.
— Нет, — сказал он.
— Я думаю, что вы честный человек, а он нет.
Она смотрела на него со спокойствием во взгляде. И все же за этим спокойствием скрывалось волнение. Это ведь так трудно, подумал он, для негритянки. Сидеть здесь с белым мужчиной и в нелестных выражениях обсуждать другого белого мужчину; того и гляди, на нее ополчатся. Я могу оборвать ее, могу ее выставить. Но боится она не совсем этого; больше похоже на то, что она боится, как бы я не перестал обращать внимание на ее слова. Как бы не закоснел в своих расовых предрассудках и не проигнорировал все, что она сказала.
