— Вот видите, — мягко сказал Главный Администратор, обращаясь к Торну. — Вы причинили женщине боль. Ей стыдно, ей неприятна ваша любовь.
— Она не говорила этого! — почти выкрикнул Торн.
— Она сказала: «Боже, как мне стыдно», — настойчиво повторил Главный Администратор. — Разве вы этого не слышали?
— Мне тоже стыдно, — сказал Торн.
Что-то похожее на досаду, на легкое разочарование промелькнуло в душе Миррей. Но тут же мысли ее вернулись в прежнее русло. Может, он струсил, и тогда все кончится быстро?
— Мне тоже стыдно, — повторил Торн. — Только не своей любви, а того, что вы выставили ее на посмешище.
— Сотни поколений считали необходимым выставлять позорное на посмешище! Это помогло нашей цивилизации выжить, избежать хаоса и беспорядков. Любовь к женщине всегда считалась смертным грехом.
— Нет! Ведь есть же стихи о любви и звездах! Они запрещены, но они распространяются в рукописях.
— Звезды? Что это значит?
— Звезды — это то, к чему мы всегда стремимся.
— Мы стремимся только к порядку! Но мы отвлеклись… Значит, вы слышали, что этой женщине стыдно?
— Да, слышал. Ей стыдно сидеть здесь. Не моей любви, а того, что она сидит здесь.
— Это очень ответственное заявление. Оно заставляет предположить, что Миррей тоже может испытывать к вам чувство любви… Подумайте. Пока обвиняемым являетесь только вы. Но если вы будете упорствовать, то вполне возможно, что обвинение придется предъявить и ей.
— В каждом человеке заложено желание любить кого-то.
— Вы отказываетесь от своих слов?
— Я уверен, что эта женщина не испытывает ко мне любви. Но стыдится она не моей любви, а того, что сидит здесь.
— Хорошо, что вы отвели подозрение от Миррей. В ее благонадежности у нас не было повода сомневаться.
Миррей испугалась, когда Главный Администратор начал расставлять ловушки, в которые она могла попасть только потому, что этот космолетчик окончательно потерял голову. Но он вовремя спохватился. И теперь она была ему благодарна. Чуть-чуть, совсем немного. Она даже осмелилась взглянуть ему в глаза и увидела там тоску и еще что-то, чего не смогла понять. Он сам отвел взгляд. И ненависть ее к нему начала пропадать, уступая место грустной жалости. Зачем только он впутался в эту историю? И ее затянул… Однако сейчас она чувствовала себя спокойнее, потому что было ясно — все это скоро кончится. Может быть, ей все-таки попросить о смягчении наказания, которое ему вынесут? Нет, пожалуй, это бросит на нее некоторую тень…
