Мир издал ещё один долгий и тихий стон.
Он огромной горой мяса в трусах топает на кухню. Там женщина-милиционер Алина из Самары, закутанная в халат, кусает аккуратно курицу-гриль. У нее розовый халат, чай с лепестками роз в кружке и розовое настроение. Под низкие контрабасы оркестра в кухню, где-то на Шаболовке, вплывает Чёрный Айсберг Мир.
У Алины лицо с глазами – носом пуговками. Волосы её от природы светлы, а ноги ровные. Алина производит впечатление приятной и по-своему красивой женщины. Она из своего розового утреннего стакана наблюдает, как Чёрный Айсберг приближается к белому и большому, геометрически правильному, сталагмиту холодильника. Как открывается дверца. Как появляется 0,33 «Хайнекен». Ещё одна.
Мир вливает в себя литр пива. В один заход. Третью 0,33 он допивает уже почти с удовольствием. Его немного отпускает.
– Фууууух… – говорит он и оборачивается.
Женщина-милиционер смотрит на его огромный живот.
Мирослав Мотузный топает обратно.
«Как хорошо, что сегодня воскресенье…», – думает он.
– Дрыыыынь!!
– Дрыыыынь!!
– Дрыыыынь!!
Его будит мерзкий сейчас звонок телефона.
– Дрыыыынь!!
Плотные шторы задёрнуты. Полумрак. Запах месторождения нестираных носков из-под кровати. Жирная тарелка с засохшим кетчупом. Мир протягивает руку, нашаривает телефон.
– Да…
– Мирослав?
– Да…
– Здравствуйте.
– Кто это? – хмуро говорит Мотузный.
– Это… Это Александр Гной.
Пауза.
– И что? – также хмуро спрашивает он.
– Мы с Вами договорились вчера встретиться на Новокузнецкой…
– Во сколько? – Мотузный смотрит на время.
– В два часа…
На часах пять вечера. Мотузный говорит.
– А сейчас сколько?
– А сейчас пять… Вы про нас случайно не забыли?
– Я? – говорит Мир с нажимом. – Я? Я помню всё отлично. У меня прекрасная память. Но извините, в отличие от вас, я работаю. И вы, кстати, знаете где. У меня очень напряжённый график.
– Извините… – говорит тихо голос в трубке.
– Извините! – повторяет Мотузный раздражённо. Мотузный хамит. Нет. Это они хамят. А он их ставит на место. Грёбаных Гноя и А? с их грёбаным «Велосипедиком». Грёбаных стахановских мудаков. Мотузный хорошо, очень хорошо помнит этот грязный городишко. Эту дыру посреди Донбасса. Мотузный ни фига не помнит, когда это он успел назначить встречу. Мотузный бухает вторую неделю.
– Извините… – ещё тише говорят в трубке. Голос тоже не знаком ни капли. Мир раздражён этим. Этими своими пост-алкогольными провалами в памяти. Недоволен. Раздражён. Тошнотворен.
– Извините! – ядовито повторяет он. И чувствует Охеренное удовольствие. От их смущения. От своего хамства. Мир улыбается. Улыбка гаснет.
