Исповедь сыщика [сборник] | страница 22
Вчерашняя беседа преследовала лишь одну цель: Орлов пытался обнаружить, не обладает ли немец ярко выраженными недостатками, не подвержен ли нервным срывам, не дрожат ли у него руки, как он ориентируется в незнакомой обстановке. Если бы что-нибудь подобное проявилось, то вопрос бы отпал автоматически. Двое суток Петр дал другу для близкого знакомства с кандидатом. Сейчас генерал подбирает дублера из оперативников. Хотя тоже напрасно, Гуров знает, кого возьмет с собой, если откажется от немца. Станислав Крячко, старый друг из МУРа. Сейчас подполковник, опытный, точный, спокойный, простой и надежный, как молоток. Станислав во всех отношениях лучше самолюбивого немецкого парня, но Дитер имеет хотя и одно, но главное преимущество, которое ничем не перешибить. Он немец. А единственная легенда, по которой возможно искать убийцу-исполнителя в Мюнхене, требует присутствия немца. Иначе это не операция, а кукиш, причем явно милицейский кукиш. А если я все так хорошо понимаю, рассуждал Гуров, переворачивая подгоревшие хлебцы, и коли не из чего выбирать, так чего мучиться? Следует вбить Дитеру три, максимум четыре варианта решений, из которых он в случае необходимости может выбирать. Парень он дисциплинированный, должен не подвести, если на мелководье не захлебнемся, на глубине не потонем.
— Очень люблю яйца и кофе, доктор, — заявил Дитер, заглядывая через плечо.
— У меня в детстве была мечта.
— Какая?
— Доставить тебе удовольствие. — Гуров разрезал запекшийся на сковородке блин пополам, разложил по тарелкам, налил кофе в кружки. — Хватай мешки, вокзал отходит. Кто первым встал, того и сапоги, а кто не успел, тот опоздал.
— Понимаю, фольклор.
— Вся наша жизнь сплошной фольклор.
— Извините, доктор, а сок есть?
— Сок? Любой, в неограниченном количестве… в Мюнхене.
— Черный юмор.
— Не черный и не юмор, жизнь, простая, как задница новорожденного.
— Я плохо знаю русский язык.
— Естественно. Антон Павлович таких выражений не употреблял.
— А серьезно вы разговариваете?
— Обязательно. — Гуров кивнул. — Когда молчу, то сам с собой я разговариваю абсолютно серьезно, никаких шуток не позволяю.
— Когда мы начнем работать?
— Сейчас же, так как твоя очередь мыть посуду.
Молча вымыв посуду, Дитер долго мыл в ванной руки, тер их одеколоном; вернувшись в комнату, сердито сказал:
— Я мог поселиться в отеле, есть нормальную пищу. Мы все равно не работаем, только болтаем, господин полковник.
— Не много же тебе нужно, чтобы сорваться. — Гуров отложил газету.