Через несколько часов, к середине ночи, она, точно ящерица нагревшаяся на солнце, выползла из своего укрытия. Все так же шел холодный дождь, но его мягкую песнь заглушал грохот волн.
Маяк горел синим светом, словно все шаутты мира собрались возле него на званый ужин. Она не знала, что там случилось – выбрался на берег кто-то с погибшего судна и умер, или же просто смотритель отдал душу тьме, – не собиралась проверять и пошла в другую сторону, но сочла, что предзнаменование не слишком хорошее.
В свете молний увидела вдалеке фигуры троих людей, спешащих к месту, где появился заблудившийся. Лавиани не хотела показываться им на глаза, потому спряталась за камнями, кляня дождь, уин, раздражающий глаза синий свет, холод и острый, как ее нож, ветер.
Город встретил ее утопающими в воде улицами, мертвыми домами, желтыми фонарями и пустотой заброшенного кладбища. Она не была здесь долгие десятилетия и плутала по пустынным кварталам окраин, пытаясь вспомнить дорогу.
Надежд у сойки было немного, но дом, который в детстве она считала своим, уцелел. Фонаря на нем не висело. Вполне ожидаемо. Те, кто когда-то был ее семьей, давно отправились на ту сторону.
Попасть внутрь не составляло труда, несмотря на запертую дверь и опущенные ставни. Она цепко забралась по стене и проникла в здание через прохудившуюся, не чиненную много лет крышу. Перекрытия на втором этаже сгнили и частично обрушились, спуститься вниз было непросто.
Лавиани нашла сухой угол, сняла мокрую одежду, выжала ее. Огонь разжигать не стала, не желая привлекать внимание. Села поджав ноги и закрыла глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах.
Сойка ощущала злость. Из-за гибели циркача, с которым она так долго возилась, точно он был ее сыном. Из-за того, что дом ее детства давно мертв. Она бежала через половину мира, надеясь скрыться от Борга, а в итоге загнала себя туда, откуда уже некуда идти.
Нимад можно было назвать краем обитаемого мира. Заброшенным медвежьим углом, где нет ничего, кроме моря, овец и опасных ночей.
Эта жизнь казалась ей чужой.
Утро, бледное и робкое, воровато прокралось в дом под непрекращающийся шелест дождя, заглядывая тусклым светом через ненадежную крышу. Лавиани дремала, не меняя позы, пока не услышала на улице разговоры. Кто-то дернул запертую дверь, затем раздался приглушенный голос:
– Вряд ли он прячется здесь.
– Зачем было забирать ребенка?
– Не знаю. Идем дальше.
Лавиани выслушала диалог не пошевелившись, лишь глаза открыла, отмечая, что при дыхании изо рта облачками вырывается пар. Несмотря на конец лета, было холодно, как поздней осенью.
