– Слабая плоть. Какой же ты жалкий червь. – Шаутт носком ботинка приподнял подбородок Тэо, заглядывая тому в лицо. – Но кровь твоя помнит, хотя не помнишь ты.
Пружина попытался встать, но его повело, и тогда он просто сел и сказал непослушным языком:
– Я видел тебя там. В окне. Почему же ты пришел только сейчас?
Слабый удар стопой в грудь опрокинул его на спину, но на этот раз акробат совершил задний кувырок, оказываясь на ногах.
– Знай свое место.
Страх сменился злостью. Тэо хотел лишь одного – уничтожить это существо. За то, что оно сделало с Хенрином. Пружина не знал, прочел ли шаутт его мысли или понял все по лицу.
Житель с той стороны с пренебрежением пожал плечами:
– Он мертвец. Давно бы уже гнил, если бы не я.
– Мог бы найти кого-нибудь другого.
И вновь акробат пропустил тот момент, когда демон начал двигаться и внезапно оказался рядом.
– И в кого же мне стоит войти? В тебя? Или, быть может, в ту чудесную толстуху, что кормила тебя столь аппетитным завтраком? – Он мотнул головой в сторону того места, где этот завтрак теперь остался. – Тебе бы понравилось, если бы я был в ее теле, а?
Шаутт рассмеялся, и Тэо тодвинулся от него, стоящего почти вплотную, источающего вокруг себя тяжелый и необычный запах, незнакомый Пружине.
– Передай указывающей.
Что-то упал к его ногам.
А в следующее мгновение то, что не было Хенрином, находилось от него в добрых двухстах ярдах, направляясь через поле к городу.
Глава девятая
Напрасные надежды
О шауттах большинство из нас знает из сказок. Ведь людям проще забыть истину, чем помнить. И лишь живущим на границе Пустыни известна цена такой забывчивости. Демоны тьмы повелевают мэлгами, устраивают рейды на Рубеж, пытаются захватить замки Белого огня. Именно там, как считается, погиб Тион, и именно там он должен возродиться и вернуть человечеству магию или же уничтожить его. Теперь уже окончательно.
Из записок Эльвига Славного, последнего короля Лоскутного королевства
Ей не стоило возвращаться в Нимад. В первый раз эта мысль пришла, когда шторм только начинался. Но после схватки с уинами, когда море выкинуло Лавиани на берег, провезя по камням, а затем тут же схватило за ноги, решив утащить назад, в пучину, она вновь подумала о том же.
Дождь лил стеной, и не было сил идти дальше. Море выпило ее, как жадный до бренди пьяница опустошает попавшую ему в руки дармовую бутылку.
Досуха.
Она, кашляя и дрожа, спряталась под одной из лодок, там, куда долетали соленые брызги. От этого холода можно было умереть, хотелось спать, но сойка знала, что делать. Думать об огне. Это вселяло в ее тело жизнь.
