Риночка, Регина, королева, да будет тоска по тебе так остра, чтобы изрезала она мое сердце!..
Уходили от прежней жизни быстрым шагом, молча. И не видели, конечно, как подполковник Шебутнов трясущейся рукой вытащил наган и приладил его к пятому левому межреберью… и не услышали издевательский щелчок осечки, даже тоскливого подполковничьего воя и яростной ругани по поводу давно не чищенного оружия – не услышали.
А уж того, как Шебутнов улегся там же, на молу; как, поджав колени к животу и почти уткнув в них голову, жалобно попросил у Господа избавительной смерти и забылся, наконец, – они, скрывшись за поворотом, видеть и слышать тем более не могли.
Красные двигались от Симферополя к портам и гаваням не очень быстро, – похоже, Фрунзе чуть их придерживал, давая белым хоть какое-то время на эвакуацию.
А может, это разрозненные остатки врангелевских дивизий, брошенные и преданные своим командованием, цеплялись за перевалы с уже бессмысленным упорством… А может, что-то другое… Но в любом случае красные вошли в Севастополь только на следующий день, 15 ноября 1920 года – и не ранним утром, а за полдень.
«Риночка стала еще моложе…»
Они родились в один и тот же день 1881 года. «Какая совершенная симметрия в этом числе! – думал Бучнев. – Две восьмерки, перевернутые символы бесконечности, а по обе стороны от них – единички, как два самостоятельных, само-стоящих «Я».
Но им не дано умереть в один день, два «Я» так и не стали «Мы», она умерла в 1917 году… 1917 – какой случайный набор цифр, в отличие от 1881 с его идеальной зеркальной симметрией.
Ему иногда представлялось, будто она, становясь с каждым днем все моложе, пустилась в обратный путь, к минус бесконечности, а сам он, становясь все старше, бредет в противоположную сторону…
«Это ужасно, что мы так отдаляемся, но надо перетерпеть – и где-то там, в искривленном пространстве, – думал он, – противоположность минуса и плюса исчезнет, и все сойдется в единую бесконечность».
Тут раздавался первый крик петуха.
Этот евпаторийский петух подавал голос пятикратно, через неравные промежутки, словно подражал муэдзинам, пять раз в сутки призывающим правоверных к намазам.
И намаз Фаджр, предрассветный, символизирует время рождения человека, но второй намаз, Зухр, – это уже восход, это возмужалость тела и созревание тревог, когда еще пышен хлеб надежд.
Тогда почему же так скоро пришла пора для Аль-'Аср?!
Полуденный намаз Аср – и ты вдруг понимаешь, что жизнь человеческая не протяженнее краткого слова в бесконечном монологе Аллаха, что пора готовиться к смерти, как солнце готовится сползти с зенита – в никуда…
