– Да уж не сам туда залез! Все один к одному! – досадует Альберт, – забыл я совсем про этот люк. Соков еще утром приказал позвонить в жилищную контору, чтобы его закрыли к чертовой матери и провал засыпали. Теперь еще и за этого долбанного мужика отвечай!!
– А что за мужик? – спрашиваю я, скорее из любопытства.
– Возвращаюсь я в отделение оружие сдать. Решил путь срезать, за отделением пройти. Слышу – внизу шебаршится кто-то. Я фонариком посветил, вижу, мужик в люке сидит. «Попался голубь», говорю ему. А он мне: «Все, сдаюсь, помоги выбраться». Стоит в грязище по самую грудь, только голова одна торчит. Давай веревку, Альберт. Замерзнет человек.
– Иваныч, быстро туда. Это он!
– Кто он? – Недоуменно басит Пинчук.
Я хватаю двухметровый кусок плинтуса, оставшийся после ремонта, и выскакиваю на улицу. Следом за мной, пыхтя как паровоз, переваливается Степан.
– Показывай, где?
– Да вот он, – Пинчук освещает фонариком метровый провал, из которого зловонно струится пар.
Склонившись над люком, замечаю в глубине светлое пятно.
– Разин, ты?
– А кто же еще! Устроили вокруг отделения топь непролазную. Ни фига за порядком не следите. Люки я закрывать должен? А если бы ноги поломал, тогда что? Чего смотришь, тащи наверх! До костей продрог.
«Да здравствует наше бездорожье и разгильдяйство!» – Хочется орать во весь голос.
– Ты еще недоволен, урод! Тогда сиди тихо! Тебя из тепла на мороз никто не гнал. А выступать будешь – крышку люка поставлю на место, как ты желал, и забуду.
– Не поставишь, свидетели есть.
– А он ничего не видел.
Степан отрицательно крутит головой.
– Вот так-то – злорадствую я, – теперь понял, чего стоишь?
– От вас дождешься чего хорошего, – ворчит Разин. – Ну, давайте, в натуре, вытаскивайте! Что изгаляетесь над человеком!
Общими усилиями извлекаем грязного и вонючего Макса на свежий воздух.
– Дайте хоть умыться и почиститься, – хмуро глядя на меня, просит он.
– А зачем? Как есть, в камеру общую поместим. Если мокрым сидеть не желаешь, можешь догола раздеться. Так еще прикольней будет. Публика у нас простая. Вначале, возможно, не врубятся, а потом, кто-нибудь обязательно пригреет.
– Кончай издеваться! Воды что ли жалко?
– А вдруг опять сорвешься? Зачем рисковать?
– Никуда я не сорвусь.
– Тогда пошли.
Вместе со Степаном заводим Разина в умывальник. Он в один момент освобождается от верхней одежды и бросает ее в угол. Долго плещется под краном, смывая грязь.
– Возьми, одень, – появившийся Альберт сует ему старую милицейскую форму.
