– Ты за кого меня принимаешь? Да ни в жизнь!
– Тогда пошли как есть! – берет его под локоть Альберт.
Макс, скрипя зубами, морщась и тихо матерясь, натягивает милицейские брюки и китель.
– Слушай, а тебе идет! – от души смеясь, басит Пинчук. – Недаром говорится, что форма красит.
Сморщившийся от бессильной злобы Разин, вновь водворяется в камеру. У решетки я задерживаюсь.
– Послушай, Макс, хватит дурочку валять. Ведь никуда уже не соскочишь.
Через пару часов вся твоя компания здесь будет. Давай, поговорим.
– Не о чем мне говорить. Я уже сказал, что ничего не знаю. – Разин отворачивается к стенке, показывая, что разговор закончен.
– Ну и хрен с тобой! – равнодушно говорю я и защелкиваю решетку.
Пинчук на ходу застегивает пустую кобуру. Его смена закончилась и сейчас он свободен, как птица.
– Иваныч, заскочи ко мне, дело есть.
– Не дурак, понял, – Он разворачивается на сто восемьдесят градусов и резво топает за мной. У меня в кабинете, не суетясь, выпиваем по стаканчику коньяку. Иваныч громко крякает от удовольствия, – эх, хорошо пошло!
– А когда у тебя непроходимость была? – шучу я.
– Не скажи! Бывает, вообще ничего в горло не лезет.
– Тогда еще по одной! – Я наполняю одну рюмку.
– А себе? – удивляется Пинчук.
– Я потом, дежурю сегодня, мало ли что.
– Тогда вопросов больше не имеем, – Пинчук резко запрокидывает голову, после чего, аккуратно ставит стопочку на место.
– Что за мазурик, никак важный?
– Да так, мелочь. Просто, «понтов» у него выше крыши.
– Может, помочь чем? Давай останусь!
– Не надо, Иваныч. Все нормально. Лучше домой топай. Скоро двенадцать.
– Дело, конечно, твое, как знаешь.
Степан на «ход ноги» выпивает еще и уходит.
Опять берусь за журнал, но никак не могу сосредоточиться. Из головы не выпадают ребята. Как там у них? Хоть бы отзвонился кто. Возникает вопрос – откуда? Пересаживаюсь в кресло, закрываю глаза и незаметно отключаюсь. Тишину кабинета в который раз разрушает бешенная трель местного телефона.
– Алле! Альберт? Какого… тебе еще надо! Опять убег кто-то?
– Нет. Разин с тобой говорить желает.
