С трудом держась на ногах, не зная, на что решиться, он вдруг услышал чей-то яростный шепот:
– Валерий! Валерий!
Пошатываясь, он двинулся на звук и, повернув за угол, почувствовал, как в объятия ему бросилась гибкая ладная фигурка.
– Ивга! Ты сошла с ума!
– Я не могла оставаться на месте. Я пошла за вами – спряталась в арке во внешнем дворе. Несколько минут назад я видела, как она вышла в сопровождении чудовища, которое тащило на плече женщину. Я догадалась, что это Тарамис и что вас постигла неудача! О, ты ранен!
– Царапина! – Он отвел ее руки, которыми она принялась ощупывать его. – Скорее, Ивга, скажи мне, в какую сторону они пошли!
– Они перебежали через площадь в сторону храма.
Валерий побледнел.
– Иштар! Ах, подлая она тварь! Она намерена отдать Тарамис тому монстру, которому поклоняется! Быстрее, Ивга! Беги к южной стене, с которой люди наблюдают за битвой! Скажи им, что настоящая королева нашлась и что самозванка утащила ее в храм! Беги же!
Всхлипывая, девушка побежала прочь, и подошвы ее сандалий застучали по брусчатке, а Валерий бросился через двор, выскочил на улицу, пересек площадь, на которую она выходила, и со всех ног кинулся к огромному сооружению, высившемуся на другой стороне.
Взбежав по широким каменным ступеням, он влетел в обрамленный колоннами вход. Очевидно, пленница причиняла похитителям нешуточные хлопоты. Тарамис, догадываясь, какая судьба ей уготована, отчаянно сопротивлялась. Однажды ей даже удалось вырваться из объятий звероподобного жреца, но тот вновь поймал ее и потащил за собой.
Они уже шли по широкому нефу, в противоположном конце которого виднелся мрачный алтарь, а за ним высилась огромная металлическая дверь, украшенная непристойными резными рисунками, в которую входили многие, но выходила одна лишь Саломея. Тарамис задыхалась; в пылу борьбы она рассталась с последними обрывками лохмотьев, прикрывавших ее тело. Она билась в жестоких объятиях ее обезьяноподобного похитителя, словно белая нимфа в руках сатира. Саломея злобно и в то же время нетерпеливо поглядывала на них, направляясь к резной двери, а в полумраке, окутывавшем высокие стены, на них сверху вниз, словно живые, смотрели с вожделением отвратительные боги и горгульи.
Задыхаясь от ярости, Валерий устремился вперед по огромному залу, сжимая в руках меч. Последовал резкий окрик Саломеи, и жрец с пергаментным лицом оглянулся, отпустил Тарамис, выхватил из ножен тяжелый кинжал, уже обагренный кровью, и побежал навстречу хауранцу. Но убивать ослепленных колдовским огнем Саломеи воинов – это одно, а сражаться с полным сил молодым хайборийцем, кипящим от гнева и ненависти, – совсем другое.
