Леа оставалась в доме до прихода врача, появившегося вскоре после полудня. Выходя из комнаты, он выглядел озабоченным.
— Сейчас в Париже вы — единственная родственница мадам д'Аржила? — спросил он.
Леа чуть было не пустилась в объяснения насчет уз родства между ней и Камиллой, но потом раздумала.
— Да.
— Не скрою, что я встревожен. Этой женщине нужен полный покой. Рассчитываю на вас. Нельзя допустить, чтобы ее волновали.
— По нынешним временам это будет непросто, — с иронией заметила Леа.
— Знаю, знаю, — вздохнул врач, выписывая рецепт. — Но все-таки, насколько возможно, постарайтесь ее уберечь от волнений.
— Попытаюсь, доктор.
— Нужно, чтобы рядом с ней кто-то находился постоянно. Вот адрес сиделки. Позвоните ей от моего имени. Надеюсь, она свободна. Завтра зайду снова. Пока же строго соблюдайте все предписания. Они на рецепте.
Сиделка, мадам Лебретон, овдовевшая еще в войну 14-го года, прибыла к шести вечера и взялась за дело с решительностью, которая Леа не понравилась, но успокоила. Ей была невыносима мысль, что придется провести ночь в квартире Лорана и снова лицезреть слезы Камиллы. Записав ее номер телефона, мадам Лебретон сказала ей, что она может уйти, ни о чем не беспокоясь.
У сестер де Монплейне царил полнейший беспорядок. Лиза намеревалась немедленно двинуться в Монтийяк, тогда как ее сестра настаивала на том, что следует подождать дальнейшего развития событий.
Увидев тетю Лизу в дорожном костюме, со шляпкой набекрень, с прижатым к груди противогазом сидящей на одном из чемоданов, Леа засмеялась. Лиза сердито сказала:
— Всю ночь с места не двинусь.
Альбертина провела Леа в малую гостиную.
— Думаю, нам не удастся заставить ее внять голосу рассудка и придется уехать. К тому же звонили твой отец и мать, настаивая на том, чтобы ты поскорее вернулась домой.
— Я же не могу. Камилла больна, и нет никого, кто за ней бы присмотрел.
— Возьмем ее с собой.
— Ее нельзя тревожить.
— Но я же не могу бросить тебя одну в Париже! И отпустить одну эту безмозглую Лизу!
— Тетушка, это же нелепо. Немцы далеко, и наша армия их сюда не подпустит.
— Наверное, ты права, и мы напрасно беспокоимся. Попытаюсь урезонить Лизу.
Ей помог Франсуа Тавернье, который заехал справиться у Леа о здоровье Камиллы. К той его не допустила сиделка.
Он заверил трясущуюся Лизу, что, пока он в Париже, ей нечего бояться. Она согласилась не уезжать до понедельника, следующего за Троицыным днем, не сомневаясь в том, что Дух Святой осенит командующих вооруженными силами.
