На обратном пути они не обменялись ни словом. Подъехав к дому на Университетской, Франсуа Тавернье проводил Леа до двери. Когда она вставляла ключ в дверной замок, он повернул ее к себе и, сжав ладонями ее лицо, страстно поцеловал. Она равнодушно не сопротивлялась.
— Раньше вы мне нравились больше.
Ничего не ответив, она спокойно повернула ключ в замке, вошла и захлопнула за собой дверь.
В тиши той майской ночи она слышала только стук собственного сердца и шум удаляющегося мотора.
Добравшись до спальни, она расшвыряла свою одежду, взяла лежавшую на разобранной постели ночную рубашку и скользнула под одеяло, натянув его себе на голову. Конечно, совсем не то, что ее кроватка в Монтийяке, но какое-никакое, а убежище.
Она заснула с именем Лорана на устах.
— Альбертина… Эстелла… Леа… боши идут, идут боши…
Первой выскочила из кухни с выпачканными в муке руками Эстелла, затем Альбертина, одетая в строгое домашнее платье из белой шерсти и державшая в руке авторучку, наконец взлохмаченная Леа в наброшенной на ночную рубашку чернобурке.
— Что ты так орешь? — строго спросила Альбертина.
— Боши, — прорыдала Лиза, жалкая в своем розовом пеньюаре, — захватили Бельгию, об этом они передали по радио.
— Боже мой, — перекрестившись, проговорила Эстелла. Пальцы в муке оставили на ее лбу белые пятна.
— Значит, мне не приснилось, — прошептала Леа.
Альбертина молча поднесла руку к горлу.
Не переставая, звонил телефон. Наконец Эстелла сняла трубку.
— Алло… не бросайте трубку, мадам… мадемуазель Леа, вас.
— Да, это я… вызовите врача… Его нет дома? Хорошо, ладно, успокойтесь. Сейчас буду.
Леа объяснила: слушая радио, Камилла почувствовала себя плохо. Горничная перепугана, а врача нет на месте. Надо идти туда.
— Мне пойти с тобой? — осведомилась Альбертина.
— Спасибо, но, право, не стоит. Эстелла, не могли бы вы дать мне чашечку кофе?
Камилла уже пришла в себя, когда пришла Леа.
— Мадемуазель Леа, я так испугалась. Подумала, что мадам умирает.
— Ладно, Жозетта. Лучше помолчите. Вы оставили сообщение врачу?
— Да. Он придет, как только вернется из больницы.
В комнате Камиллы было темно; небольшая лампа слабо освещала лишь уголок постели. Стараясь не наткнуться на мебель, Леа приблизилась. Лицо Камиллы выражало такую боль, что жалость охватила Леа. Нагнувшись, она тихонько прикоснулась ладонью к ледяному лбу.
Открывшая глаза Камилла ее не узнала.
— Молчи. Доктор сейчас будет. Я с тобой. Спи.
Молодая женщина слабо улыбнулась и закрыла глаза.
