Что происходит в жизни скрыто только от тех, кто заперт в своих четырёх стенах. Чтобы вернуть товарные отношения, перестройка вывела на белый свет самый яркий, привлекательный и ходовой образец товара, и он стал задавать тон в обществе. Валютных проституток лучшие певцы, поэты и композиторы ласково назвали путанами, а рублёвых – ночными бабочками. В романтическом и приподнятом образе ночной бабочки творческая интеллигенция воплощает романтическую и приподнятую суть рыночных преобразований. И «счастливчик их Джезказгана» в ногу со временем провозгласил одну из этих «бабочек» – образом новой русской женщины. Заодно он поставил в ряд современных ярких образов и себя самого, «умеющего принадлежать».
Если на минутку представить, что со страниц журналов и с экранов исчезли голые фотомодели и публичный секс, вы почувствуете, как почва уходит из-под ног и демократизация закачается как карточный домик. Для рыночных преобразований публичный секс важнее кантемировских танков. При этом стал стремительно вырождаться народ. Смертность намного превысила рождаемость. Но для капитала это мелочь, которой следует пренебречь.
Вслед за рынком живого товара возник рынок рабочей силы (товар также живой), рынок ценных бумаг и рынок капиталов. Это и есть рыночные реформы. Процесс пошёл, впереди атомным ледоколом идёт творческая интеллигентская сволочь
«Смешно! Не правда ли, смешно!»
«Смешно! Не правда ли, смешно! Смешно!» - грустно пел когда-то знакомый хрипловатый голос. Однако ему было не до смеха.
На нашей памяти более двадцати лет смеялся Аркадий Райкин. Он высмеивал наши пороки. Всем было смешно, что завскладом сидит в театре в первом ряду как самый почётный гражданин, а товаровед выглядит убого как простой инженер. Теперь завскладом стал владельцем банка, завода, биржи и новым хозяином жизни. Он, как и прежде, сидит в театре в первом ряду, Инженеры стали изгоями.
Белинский в своё время заметил, что юмор Гоголя примиряет нас с тем пороком, который Гоголь высмеивал. Но вместе с Гоголем творили Пушкин, Салтыков-Щедрин, Некрасов и всё огромное созвездие русской литературы. Они не позволили примириться с пороком.
Смех Райкина, также как юмор Гоголя, делал нас добродушными. Всеми единодушно считалось тогда и считается до сих пор, что, смеясь над пороками, мы от них освобождаемся. Однако подобно тому, как юмор Гоголя примирял наше сознание с пороком, смех Аркадия Райкина, тысячекратно усиленный радио и телевидением, приживлял к нашему сознанию то, над чем он смеялся. Общество восторженно приняло смех Райкина. А власти мобилизовала его на борьбу с пороком. Они копали себе могилу.
