— В ту пору у нее бывал один норвежец, Йоханнсен, необыкновенно статный и красивый молодой человек; скульптор, и очень одаренный. — Райфенберг поднял к потолку сощуренные глаза и весело улыбнулся. — Ну, Ева питает некоторую слабость к красивым мужчинам. Почему бы и нет, позвольте вас спросить? Она была молода, красива, знаменита.
Но слушайте же дальше! Уже несколько лет Ева с Кинским жили врозь, но он по-прежнему ревновал ее и, что всего изумительней, полагал, что имеет на это право. Из-за Йоханнсена он буквально потерял власть над собой. Происходили ужасающие сцены. Ева не раз умоляла его образумиться. Но он совсем лишился рассудка. В конце концов она написала ему и просила некоторое время не посещать ее вовсе, иначе она не сможет работать. Я знал — это была правда! О, конечно, Феликса это больно задело, адски больно. Ему уже пишут! Ева пишет ему письма!
Райфенберг умолк, морщины на лбу сделались глубже, он задумался, недовольно тряхнул головой, словно желал стряхнуть какие-то неприятные, совершенно абсурдные мысли. Вдруг он вспыхнул, кровь темной волной залила его лицо по самую лысину. Глаза метнули молнии, засверкали.
— И тут Кинский сделал нечто совсем непостижимое! — продолжал он приглушенным голосом. — Нечто, не поддающееся пониманию! — Этот поступок он и по сей день не может ему простить, с тех пор он навсегда порвал с ним. Райфенберг, казалось, еще и сейчас был вне себя. Сжав свою маленькую короткопалую руку в кулак, он стукнул по столу. — Кинский, этот аристократ, этот вольнодумец, этот художник, ненавидящий все мещанское, поступил как самый заурядный бюргер, непостижимо! Вероятно, и матушка его подстрекнула. Она дама очень почтенная, эдакая седовласая королева. Королева-мать, — Райфенберг иронически скривил рот, — не простила Еве, что та похитила у нее сына. Она, конечно, не простила бы этого и никакой другой женщине. Да, в том, что произошло, есть, пожалуй, и ее вина; но в конце концов как может мужчина позволить себе поддаваться подстрекательству? Короче говоря, Кинский совершил невероятное: он подал на развод! Они все еще не были разведены, только жили врозь. Он хотел отнять у нее ребенка, которого любил, хотя и не особенно о нем заботился, потому что занят был только Евой.
— Он хотел нанести ей удар в самое уязвимое место, — продолжал Райфенберг с горечью. — Я могу объяснить это только тем, что он потерял самообладание, у него полностью сдали нервы. Одно время Кинский был близок к безумию, я говорил тогда с его врачом. — Райфенберг покачал головой, словно и сейчас еще тщетно искал объяснения происшедшему. — Возможно, этому еще кое-что способствовало. Разве такого человека поймешь?
