— Ну конечно, правосудие!
— Именно, я без колебаний причисляю правосудие к услугам первостепенной важности.
— Объясни, по какой причине, пока я не оттолкнула стул левой ногой.
— Если позволить преступникам бегать по улицам, даже такие лунатики, как ты, не смогут написать ни строчки.
— Как разумно устроена природа, Марин, и до чего же мудр Господь!
— И велик, дорогая. Волки режут овец, кошки ловят мышей, черви роют подземные ходы, проветривая почву, ночных бабочек больше, чем дневных, двуногие реалисты трудятся и оказывают услуги, а романтики пишут романы, что, тем не менее, не должно мешать им взглянуть на замок во входной двери и выяснить, не взломан ли он.
— Марин…
— Что?
— Я действительно не понимаю, кто мог…
— Над чем ты сейчас работаешь?
— Над русским романом.
— Снова!
— Снова.
— В нем что, будет две тысячи страниц?
— Марин, петля уже у меня на шее.
— У тебя в столе, случайно, не лежат папки с «горяченькими» конфиденциальными сведениями?
— Нет.
— Тогда забудь. Если к тебе действительно влезли, это был акт устрашения. Любовного устрашения.
— Но зачем?
— Чтобы передать послание.
— Не понимаю какое.
— Ничего удивительного! Ты много чего о многом понимаешь, даже о самых абсурдных вещах, но никогда ничего не смыслила ни в любви, ни в привязанности, ни в одержимости, ни в ревности. В этом суть твоего очарования.
— Не люблю, когда ты так со мной говоришь, Марин. Можно подумать, твоя собственная жизнь записана начисто на веленевой бумаге.
— Могу выразиться яснее, подруга, смени замок и посмотри, что будет.
— Знаешь, вокруг Ходорковского ведутся всяческие игры, и я подумала, что, если…
— Ты ведь сказала, что пишешь роман.
— Пишу.
— Значит, этот твой Ходорковский будет героем романа?
— Верно.
— Следовательно, играм конец.
— Не понимаю.
— Ч.Т.Д.[17], дорогая. Всем плевать. Могу тебя заверить, что миру плевать на судьбу реального Ходорковского, что уж говорить о литературном герое! Этот тип — идеальный козел отпущения для народа, который растерзал бы его на куски — если бы мог, и идеальная отмазка для Запада.
— Отмазка?
— Ну да, «дело Ходорковского» — отличный повод для вечной и бесконечной песни о правах человека и всей остальной чепухе. В данном случае можно защищать права предпринимателя. Ладно, хватит, тебе все это известно куда лучше, чем мне. Если ты действительно хочешь оказать честь Ходорковскому, помести его в роман и оставь там.
— Я слезаю со стула, Марин, боюсь, крюк не выдержит.
— На твоем месте, я бы изменила ему имя, этому твоему Ходорковскому. Подобрала бы что-нибудь более простое, музыкальное, не такое русское. Если собираешься сделать из человека героя, придай ему романтический облик. Реальность выглядит устрашающе.
