Рискну предположить, что Вы привыкли к иному, менее лаконичному стилю общения, и хочу довести до Вашего сведения еще одно досадное обстоятельство. Катаясь зимой на лыжах, я серьезно повредила левое колено — получила разрыв связок — и все еще сильно хромаю, а если очень устаю за день, вечером вынуждена передвигаться на костылях. Россия — бескрайняя и в некотором смысле недостижимая страна, поэтому, учитывая мое нынешнее физическое состояние, я слегка обеспокоена.
Надеюсь, все вышеизложенное убедит Вас в том, с каким радостным нетерпением я жду участия в организуемой Вами поездке. Примите, господин Буалле, заверения в моем совершенном почтении.
— Советую вам бросить этот сюжет, Валентина, нет, не советую — настаиваю.
— С какой стати?
— Вы ведь романистка. Не стоит тратить талант на такую заурядную и скучную историю, в которой вы, к тому же, вряд ли сумеете разобраться. Честно говоря, это скучное дело выходит за рамки всеобщего разумения.
— А по-вашему, романисты должны браться только за примитивные сюжеты?
— Дело Ходорковского — это realpolitik[11]. Надеюсь, мне нет нужды рисовать вам всю картину в целом. Россия изменилась. Невозможно зависеть от русского газа, русской нефти и от бог знает какого количества русского урана и выступать с комментариями по любому, даже самому незначительному, поводу.
— Неужели?
— Невозможно. Ситуация там мало-помалу налаживается. Нужно дать им время и иметь терпение. Это огромная страна, русские не могут поспевать всюду и сразу. Свобода опьянила их в 1989-м, и они все еще мучаются похмельем. Об этом тоже следует помнить.
Человек, беседующий со мной в гостиной со скрипучим паркетом — чиновник Министерства иностранных дел моей страны. Его зовут Карл. У Карла богатый жизненный и профессиональный опыт, он обжора, спортом не занимается — не хочет, да и времени не имеет. Карл блистательно защищает внешние интересы нашей с ним родины. Он лучше всех знает, что такое маленькая страна. Маленькая страна это вам не большая страна. Внешняя политика маленькой страны напрямую зависит от размеров ее территории. Карл никогда об этом не забывает, а если кого-то вдруг подведет память, он мигом напомнит — красноречивым взглядом, благообразным лицом и изящными, внушающими доверие манерами.
Я вытягиваю затекшие ноги и касаюсь носами туфель толстого ярко-оранжевого пакистанского ковра, украшающего кабинет Карла. Мне все здесь нравится — ковер, мебель, выдержанная в строгом, функциональном стиле, и сама атмосфера: яркий свет, белизна, тишина. У моего собеседника хороший вкус. Я решаю перейти от проблем дизайна и декора к современной швейцарской истории.
