- Десять долларов - раз, десять долларов - два... Продано - дочери Мозеллы Уиггинс.
Мама просияла.
Я уселась и запустила зубы в канапе, в то время как отец Фосс выставил на торги громоздкий тостер, лучшие дни которого остались в далеком прошлом - должно быть, еще во времена президентства Герберта Гувера.* (* 31-й президент США, 1929-1933).
Как я ни старалась, проглотить откушенный кусок мне не удавалось. Более того, я едва не подавилась.
- В чем дело? - прошипела мама.
Я залпом проглотила полстакана сладкого чая и - о, счастье! злополучный кусок проскользнул в горло.
- В жизни подобной дряни не пробовала, - пожаловалась я. - Хлеб такой жесткий, что им можно гвозди забивать. Да и вместо кресс-салата петрушку подложили. Жулье!
Внезапно мама пребольно лягнула меня ногой в остроносой кожаной туфле.
- Между прочим, Абби, эти канапе приготовила я, - сухо сказала она. Изучение тсонга отнимает такую уйму времени, что готовить мне совершенно некогда. Да и под рукой кроме хлеба с петрушкой ничего другого не оказалось.
- Что?
- Ах да, - спохватилась мама. - Еще у меня было масло. Настоящее масло, Абби. Не маргарин какой-нибудь или другая модная отрава.
- Мама! Что ты изучаешь?
- Ах, вот ты о чем, золотце. Я учу тсонга. Это один из африканских языков, на котором говорит племя, обитающее на юге Африке. Муойо - на их языке означает "здравствуйте". Хотя точное значение этого слова - "жизнь".
Глаза мои полезли на лоб. За сорок восемь лет эта женщина так и не перестала изумлять меня.
- Но с какой стати ты изучаешь африканский язык?
Мама что-то ответила, но в это мгновение меня отвлекла прелюбопытная сцена. Аукцион был в самом разгаре, а на торги только что выставили тошнотворную копию "Звездной ночи", одной из моих любимых картин Ван Гога. Я уже заприметила ее немного раньше, и от души расхохоталась бы, не дави так на мою грудную клетку проглоченные у Буббы яства. Должно быть, какой-то начинающий художник намалевал этот шедевр и преподнес на Рождество одному из своих ни в чем не повинных родственников, а тот целый год ждал подходящего случая, чтобы избавиться от этой мазни. Однако рама фальшивого Ван Гога мне настолько приглянулась, что я еще до начала аукциона приняла решение на нее разориться.
- Тридцать пять долларов, - послышался из глубины зала женский голос.
Я ничуть не комплексую из-за своего роста, поверьте. Однако, даже поднявшись со скамьи и встав на цыпочки, я не разглядела бы особу, пожелавшую выложить столь дикую сумму за фальшивого Ван Гога.
