И горестные последствия не заставили себя ждать. Один из друзей отца, который больше всех способствовал его блистательной политической карьере, произнес торжественную речь, которая, увы, скорее, походила на заупокойную молитву, словно тело нашего бедного родителя уже предали земле. Оратор не забыл упомянуть мельчайшие подробности из жизни отца, не щадившего сил и самой жизни во имя блага родины. И вот теперь этот благороднейший человек и патриот удостоился величайшей чести — надеть мундир воина, чтобы вместе с другими храбрецами грудью защитить идеалы фашизма. В конце своей проникновенной речи оратор поспешил сообщить, что он, хоть и не заслужил такой чести, по велению долга вынужден принять на себя обязанности политического главы нашего городка. И с этого момента все материальные блага, сопутствующие столь важному политическому посту, стали привилегией уже не нашей, а другой семьи.
Надо честно признать, что муниципалитет повел себя значительно лучше. Хотя многие претендовали на драгоценное кресло за письменным столом, в котором отец последние годы торжественно восседал, окруженный уважением сограждан, мэр прогнал всех до одного. При этом он, как мы вскоре узнали, произнес многозначительную фразу, вселившую в нас гордость и надежду: «Место остается за доблестным солдатом, и мы никому его не отдадим». Наша гордость была вполне искренней и реальной, а вот надежда, что за столь благородными и пышными словами последует существенное месячное пособие, оказалась призрачной. Муниципалитет выплачивал матери ровно столько, сколько правительство выделило семьям призывников. Этих денег нам не хватало даже на сигареты. От полнейшей нищеты нас спас лишь закон о том, что семьи солдат нельзя выселять из дому, если даже они в положенный срок не внесут квартирную плату. Воистину, закон этот был издан вовремя, иначе не миновать бы нам голодной смерти.
Мы потеснились немного и за весьма приличную для тех времен сумму сдали две комнаты одному богатому торговцу, пострадавшему от первых бомбежек.
Шли месяцы, и отец, солдат полкового склада, каждое воскресенье появлялся в нашем городке. Он вылезал из автобуса с большим узлом на плече и, не вступая в разговоры с приятелями, шел прямо домой. Крестьяне, толпившиеся на площади, прямо-таки пронзали взглядами увесистый узел и понимающе подмигивали друг другу. «Старый лис и тут всех перехитрил. Вроде бы записался на фронт добровольцем, а сам устроился себе на складе и теперь тащит в дом уворованное добро», — думали они. А между тем в большом узле лежало одно лишь грязное белье. Войдя в кухню, отец вручал узел жене, снимал башмаки и с наслаждением погружал потные ноги в тазик с горячей водой. Столь мирное занятие несколько ослабляло его воинственный пыл. «Дети мои, — изрекал он, — дела идут совсем неплохо». Под «делами», конечно, подразумевалась война. Нам так и не удалось узнать, откуда отец черпает свой непонятный оптимизм. Чем хуже обстояли дела на фронте, тем упорнее отец доказывал, что победа близка.
