— Вы, мои законные сыновья! — яростно крикнул он. — Чего же вы ждете? Почему до сих пор не записались добровольцами?
Первым, по праву старшего сына, полагалось отвечать Томмазо. Он вышел вперед и объявил, что вполне удовлетворен своей теперешней жизнью и не намерен ее менять. Он привык считать, что первейшая обязанность отца — заботиться о благополучии своих сыновей. И если отец вопреки извечным законам природы готов послать собственных сыновей на верную гибель, то он, Томмазо, не забыл о своей обязанности любящего сына и предпочитает остаться дома, чтобы ухаживать за старой матерью.
Мы с Джованни без существенных дополнений повторили аргументы старшего брата.
Напрасно отец в приступе бешеной ярости проклинал нас и грозил лишить средств к существованию и даже будущего наследства. Вскоре от угроз он перешел к мольбам, но мы были непреклонны. А незадолго до полуночи, когда семейная драма достигла своего апогея, к нам в дом один за другим явились четырнадцать добровольцев и объявили, что передумали. Жены и матери, по их словам, остались недовольны тем, что некому будет работать в поле, и потому все они берут свое слово назад.
Отец удалился в свою комнату, и мы слышали, как он всю ночь тяжело вышагивал взад и вперед — так он, очевидно, переносил бремя семейных и политических неудач.
Для нас эта ночь тоже была наполнена драматическими переживаниями. На рассвете громыхнула входная дверь — и воцарилась тишина. Тот день и все последующие мать ходила очень грустная и время от времени устремляла на одного из нас пытливый взгляд, словно мы могли ответить на ее немой вопрос: куда же подевался глава нашего семейства. Домой отец возвратился только в воскресенье после полудня.
На нем был непомерно широкий мундир серо-зеленого цвета, в котором отец с его крохотным морщинистым личиком и редкими седыми волосами выглядел прежалко. Его, старого и немощного, все же приняли в армию и отправили служить на полковой склад близлежащего городка. Впрочем, объяснял отец, это назначение временное, так как он уже обратился к высшему начальству с просьбой отправить его на фронт.
Мать расчувствовалась до слез. Вряд ли ею двигало гордое чувство патриотизма, но так или иначе она громко разрыдалась. Мы же смотрели на нашего отца-добровольца с глубочайшим осуждением. Надо же такое придумать! Быть может, он сомневается, что без него Италия выиграет войну? Неужели он не понимает, что его ложное честолюбие грозит подорвать фундамент семейного благополучия?
