Я — эбонитовая палочка | страница 43
— Ну, — Тимур смотрел на меня с ожиданием, — ты поговоришь?
— П-при случае, — соврал я.
— В общем, я на тебя надеюсь. Ишачишь тут, ишачишь… Она ведь уже который месяц странная, не замечал?
— Н-нет. П-прости.
Запиликавший телефон спас меня от продолжения разговора. Тимур уткнулся в монитор, а я, сев, прижал трубку к уху.
— С-слушаю.
— Отпроситься сможешь?
Это был Сергей. Голос его пьяно подрагивал.
Первое время мы с ним встречались часто, говорили долго, о даре, о людях, о многом. О магнетизме, ущербности, магах и ясновидцах, обычных людях и зомби, о собственных ощущениях. Мы должны, Колька, объяснял он мне. Он тоже говорил о мессианстве. Просто должны. Потому что больше некому. Оглянись: некому. Ты видел их? Ты видел их до и после? Понимаешь, какими они могут быть? Великанами. Исполинами. Героями! Пришельцами, блин, из коммунистического будущего! Казанцевскими, снеговскими, стругацковскими людьми.
Хоть чуть-чуть пусть побудут, а?
Я соглашался. Я даже прочитал "Полдень, 22 век" и "Люди как боги", чтобы понять, какое там было будущее. Мне захотелось там жить.
И им захочется, говорил Сергей. Они поймут, что это хорошо, что это их жизнь. Не могут не понять. Через раз, через два, через десять. Ты только сам не думай, что это впустую. Я и не думаю, говорил я. И правильно, тыкал он меня кулаком в плечо, это судьба такая палочная. Палочкина жизнь, подхватывал я. Мы смеялись.
Потом он как-то пропустил встречу, и я заряжал людей один. А через день явился на станцию мрачный, с мертвым лицом, и потащил меня в какое-то невзрачное кафе, где ему сразу поставили мутноватый графин с водкой.
Пил он ее, почти не закусывая.
Сволочи, сказал он мне тогда, все люди — сволочи. Их невозможно любить. Их даже убивать не хочется, только отвернуться, и они сами себя…
Так я узнал, что Сергей — участковый. Пятьдесят второго отдела.
В тот раз он был в квартире, где пьяные родители убили своего сына, мальчишку четырех лет. Стукнули лбом о батарею, чтобы не ревел.
Они даже не люди, шептал он. Животные. И даже не животные, те своих детей… Он тяжелым мутным взглядом нашел меня. Рот его скривился.
Я веру теряю, страшно задышал он. Я скоро не смогу… Я боюсь, что скоро кончусь. Я даже чувствую это.
А вокруг сновали в приглушенном свете невозможно серые посетители, за столами шумно и неисренне радовались, хрипело радио, и водка в графине ловила далекие огоньки…
— Колька, ты там? — вернул меня из прошлого голос в трубке.