— У меня только одна проблема: надоело сидеть в тюрьме.
— Скорее всего, ты ошибся, — сказал я, — они могут держать тебя сколько захотят.
— Я могу уйти, когда захочу, — сказал он, улыбаясь.
— Врешь, — не поверил я.
— Пойдем, покажу, — кивнул головой уголовник и, подойдя к двери, легко открыл ее металлической расческой.
— Спасибо, — сказал я, — пойду погуляю.
— Ты серьезно? — удивился он. — Если они тебя поймают, то будут до смерти колоть сульфой! Только не говори, что я открыл.
Я вернулся в административный корпус, где долгое время блуждал в поисках кабинета Марка. Устав от бесплодных скитаний, я прилег на стоящий в коридоре диванчик и уснул, несмотря на электрический свет. Мне приснился Кривой, чье лицо едва просматривалось под невероятно длинными, немытыми, покрытыми перхотью патлами и густой бородой, заканчивающейся чуть ли не под глазами.
Когда мы сидели и разговаривали о французских сюрреалистах, в камеру вошли два дюжих санитара. Один из них выбил ногой единственный стул, на котором я сидел. Другой схватил Кривого и привязал его зелеными ремнями к стулу. Они достали электрические машинки, издававшие громкое жужжание, и стали его стричь. Бедняга издавал громкие вопли, ибо палачи в белых халатах вырывали целые клоки волос, быстро и ловко делая свою работу. Когда стрижка закончилась, то оказалось, что под плотным волосяным покровом скрывался не Кривой, а мой близнец. Он встал и беспрепятственно вышел из камеры, а я остался, отчетливо осознавая, что на мне висит пожизненный срок за убийство. Меня разбудил Марк, вид у него был весьма недовольный.
— Куда ты ходил ночью? — строго спросил он.
— Гулять, — ответил я спросонок.
— А ключи зачем брал?
— Отвали! — разозлился я, почувствовав головную боль.
— Дай хоть в туалет сходить.
— Ладно, — неожиданно легко согласился он, — пошли завтракать.
— Почему Кривой сидит у тебя? — поинтересовался я, когда мы выпили кофе с коньяком, съели несколько галет и с удовольствием затянулись первой сигаретой.
— Он загрыз напарника по камере.
— Не понял?!
— Набросился на одного парня и загрыз насмерть.
— Разве это возможно? — потерянно спросил я.
— Сейчас все возможно, — усмехнулся Марк. — Пойдем, поговорим с твоим невинно осужденным.
Мы вышли во двор и пошли к стоящему особняком двухэтажному корпусу. Солнце еще не успело прогреть свежий утренний воздух, и он с шумом и присвистом врывался в прокуренные легкие, заставляя дышать глубоко и увлеченно. Птицы, освоившие местные деревья, переговаривались звонкими пронзительными голосами. Я почувствовал некоторый заряд бодрости, который вскоре улетучился, как только мы вошли в здание, где душная атмосфера сразу напомнила о похмелье.
