Может быть, он и сделал бы это, но раньше. А теперь только ругался и орал на всю деревню… Люди знали, что это уже остатки гнева. Хуже, когда он молчит, — говорили соседи.
Проклятия старика долетали и в Маргоськину хату. Женщины в ужасе прильнули к окну, слушая неистовую ругань…
— Что это он? — шепнула Ягнеска.
— Верно, Войтек уехал… Так и есть… Слышишь?
— А чего он на вас?
— Всегда так. Что у него ни случись, все я виновата.
— И вы не ответите ему?
— Куда тут отвечать! Еще убьет ни за что ни про что… Зачем бога гневить?
— Я ему скажу…
— Сиди, сиди, не выходи. Поорет и перестанет. Не в первый раз. Боже мой! Сколько я от него натерпелась… Да будет и это во славу твою, господи.
Ветром донесло яростные крики.
Женщины молчали, не отрываясь от работы.
Ягнеска пряла последние очески, Маргоська чистила к обеду картошку. Изо дня в день картошка! Одно и то же.
— Ну вот, видите, уехал Войтек, — начала Ягнеска.
— Хотел он еще к нам зайти, не зашел… Кто знает, скажет ли он Юзусю?
— Скажет! Чего же не сказать?
— Да кто знает, доедет ли он до Пешта…
— Ну, Войтек-то доедет!
Вдруг Зося расплакалась.
— Что с тобой, Зося? — испугалась мать.
— Он обещал мне что-то сказать! — и девочка зарыдала.
— Ох, глупая! Что же он мог тебе сказать? Пошутил просто…
— Ну да! Как же! Вы его не знаете…
— И из-за этого ты распустила нюни? — мать засмеялась.
Но Зося проливала такие горькие слезы, как никогда еще. Только их было немного, и она скоро затихла.
«Чудные эти детишки, — думала мать. — Вот плачет… а вот уже и смеется, как по заказу!»
— А Пешт… далеко это отсюда? — спросила Зося так серьезно, что теперь и Ягнеска рассмеялась за прялкой.
— Ох, дитя, дитя!.. Да перекрестись ты!
С тех пор Зося ни о чем не спрашивала. Но сильно загрустила.
«Что он хотел мне сказать?» — раздумывала она втихомолку.
Быстро пролетел и этот день, и другой, и третий. Проклятия старого Хыбы понемногу забылись. И он, верно, уже не думал о Войтке. При людях ведь отрекся от него, а что в сердце его делалось — это никому неведомо. Только стал он мрачнее и еще больше ожесточился.
На лесопильню приходило все меньше народу, да и на мельницу приносили зерно лишь по необходимости. Пусто стало на лесопильне, бревен уже никто не возил. Сатры иногда еще пилили доски, но и то все реже… Зато Хыба все чаще бывал на лесопильне. То что-то мастерил в колесах, то чинил плотину, но большей частью просто бродил без дела. А то смотрел, как Ясек работает, иной раз полдня простаивал или просиживал на досках у ручья…
