Последний демократ был широк как мамонт. Вместо клыков у него свисали белые закрученные усы.
Луций быстро раскрыл общую тетрадь и принялся конспектировать.
— В каждом отдельном случае, — вещал Пузанский, — вы должны точно представлять себе цель воздействия и аудиторию. Если, например, надо увести с площади толпу воющих дебилов, то кретизна речи и жестикуляция должны разительно отличаться от беседы с группой юных домохозяек на предмет варения говяжьего языка. Даже если вам придется в процессе беседы убедить их вообще отказаться от мяса.
Итак, весь класс — дебилы, я — оратор. Луций — оппонент. Начали. Кстати, с чего я всегда начинаю? Ну, лучший ученик?
— Надо разжечь их. Слегка эпатировать, сшибить стереотип поведения. Дальше действовать по обстоятельствам. Что касается цели, то в этом случае я пас. Что еще можно сделать с дебилами, которые выпали из социума и живут первобытной жизнью?
— Сейчас увидишь, — загадочно улыбнулся лектор и хлопнул в ладоши. — Дебилы, на площадь.
Тотчас все перешли в актовый зал, который своей громадностью и пустотой более, чем другие помещения, напоминал городскую площадь. Дебилы разлеглись в освобожденной от стульев половине, некоторые для правдоподобия до пояса разделись, другие имитировали сексуальные игры, типичные для поселения дебилов в большом столичном городе. Пузанский и Луций, изображая праздношатающихся туристов, побрели между стульями, причем юноша все время устремлял взгляд на потолок в поисках музейных редкостей и потому спотыкался; Пузанский, напротив, все время глядел под ноги, будто разыскивая закопанный его прадедушкой, кронштадтским мещанином, клад, и поэтому первым наткнулся на полуголого дебила, затаившегося в кустах.
— Бедняга голоден, — констатировал Пузанский, брезгливо ухватив двумя пальцами худое обнаженное плечо и выводя туземца из кустов на свет божий. Тотчас его взгляду будто бы открылось и все племя, которое при виде чужих стало повизгивать от ярости и ерзать по земле. Но Пузанский широким жестом отодвинул от себя дебила и сказал, тыча ему пальцем под ребро:
— Здорово, братва! В этом мудацком городе ни одного человеческого лица не увидишь, все какие-то блядские морды. Наконец-то бог вас послал. Объясните вы мне, за какие грехи вы сидите здесь голодные и раздетые, когда весь город полон жратвы и девок. Может, за грехи ваших предков в седьмом колене. Или еще за что?
Дебилы немножко пошушукались, а потом стали приближаться. Видимо, слова Пузанского оказались им по нраву.
