Мы токами питались там,
Стачавшего с глуби народа,
А помеси флюидных срам,
Грехи сдавали человеческого рода.
Несчастных храмов тусклый свет –
Жрецов изысканный обед,
Столь лицемерных и жестоких,
Сквернивших души очень многих.
Глотая воздух сквозь хитон,
С моей груди скрывался стон.
Душа моя вопила так,
Что понял бы любой дурак…
Чуть подкрепясь духовной мыслью,
Я средь людей изнемогал,
И не легендой баю, былью,
На суше рыбой я страдал.
Как панцирь без начинки храмы
Внушали видом лишь своим.
Преданья же мужи и дамы
Публично врали нам двоим.
Во всякой правде доля лжи,
И мы – учёности мужи
Искали мудрых в граде том
Входя, гостили в каждый дом.
Так указуя, нам твердили:
Мол, есть мудрец, он там живёт.
О, если б истиной вы слыли,
Кому своим челом он бьёт.
Но Клодий – друг Македонянин,
И я – Фалес Аргивинянин
Средь многострочных, лживых слов
Снимали мрачности оков.
Великих сказок Расы Красной
Сожженных призмой халдеев,
Мы ощущали звук прекрасный,
Сбивая полумрачный рёв.
Кхазарсифа – безумца, ренегата,
Наследье жалкое жрецов,
Мгновеньем близости расплата,
Богатством сдавленных слепцов.
Полило светом ярко-красным
Лучом закатным путевым,
Для человечества опасным,
Потусторонним, неживым.
Народец ждал иного чуда.
Учитель свыше мог явить,
Срамя перстами алчность блуда,
Отца прощения просить.
Недолго оным быть в забвенье,
Глупцам недолго прозябать.
Укажет миру агнец тленья,
Души грехов и боли рать.
Текло неспешными часами,
Своеобразными плодами
Недельных дней – вселенной пыль,
Продолжу далее свою быль…
Бродя однажды по Афинам,
Увековеченным стремнинам,
К нам шел навстречу иудей,
Был знатен, в окружении людей.
Но наш вопрос своеобразный
Он начинал такую речь:
«Я, Никодим, весьма небедный, —
И понеслась такая течь, –
О, мудрецы, великих слава,
Триумф мощнейшего конклава,
Скажу, философы, куда
Светит вам путеводная звезда».
Покуда волю дал словам,
Его я душу по глазам
Читал бессмертную искру,
Непревзойдённую игру.
«Вам нужен старец, понял я, –
Сказал он, голову склоня,
Но не в поклоне, только нет
И дух запел его сонет, —
Он телом гол, а нрав – гора.
Немедля двигаться пора,
Покуда отдан был приказ,
Но не окончил я свой сказ;
За непристойностью деяний,
За неуплату подаяний,
На самодержца клевету
В годах накликал он беду.
Быть может, он подскажет вам,
Но путь к нему я верный дам.
Зовётся Иоанном он».
И дале только был поклон.
А под конец добавил так:
«На небе видел свыше знак:
В нашей стране живёт пророк!»
Последним словом он изрёк.
