Ликующий пономарь притащил такую рвань, что я только подивился.
– Одевай на себя, доктор! – приказал мне Путилин. – А я одену вот этот. Ну, скидавай!
Пономарь трясущимися руками скинул с себя свой черно-порыжелый балахон.
– Чудесно, чудесно! – довольно бормотал Путилин.
Пономарь стоял ни жив ни мертв.
Лицо его было глупо до такой степени, что я не мог, несмотря на всю трагикомичность этой минуты, удержаться от смеха.
– Ну, теперь слушай меня внимательно, отче пономаре, – начал Путилин. – Садись. Ах, да, веревку дай, простую, да скуфью. Еще заплачу.
Я невольно залюбовался Путилиным: какая поистине волшебная перемена в нем! Передо мной – сгорбленная фигура не то растриги-монаха, не то выгнанного заштатного дьячка.
– Держи еще десять рублей. Доволен?
– Милостивец… господин, – лепетал испуганный донельзя пономарь.
Я чувствовал себя отвратительно в засаленном, дырявом пономарском балахоне.
– Язык умеешь держать за зубами?
– Прилипе язык мой к гортани!.. Нем, безгласен, яко жено Лота во столбе соляном, – быстро-быстро проговорил искушенный дьяволом (так он потом рассказывал) пономарь.
– Слыхал ли ты что-нибудь о тайных раскольничьих скитах?
– Слыхивал, благодетель, как не слыхать.
– Много их здесь у вас, на Волге?
– И-и! Сила!
– Где их больше?
– Да везде много. Вся Волга полна сими вероотступниками. В лесах, на горах хоронятся они, яко звери хищные, от взоров человеков.
Поболтав еще с пономарем, чтобы убить время, подкрепившись молоком, яйцами и черным хлебом, мы вернулись на пристань.
С огромным трудом нам удалось отстоять свои чемоданы. Сторож ни за что не хотел верить, что мы те лица, которые оставили ему на сохранение чемоданы.
– Те господа важные были, а вы бродяги чернохвостые, прости Господи.
– Да нечто у бродяги может быть столько денег? – спросил Путилин, показывая сторожу толстый бумажник.
– А может, вы убили кого, ограбили, – стоял на своем верный хранитель наших чемоданов.
Только после того, как мы сказали, что лежит в чемоданах сверху и сторож проверил это, он отдал нам их, глупо тараща на нас глаза.
В дебрях заповедных поволжских лесов
Через три с половиной часа мы сошли с парохода. Это тоже было село большое и богатое. Позади него чернел красавец-лес, высокий, могучий.
– Знаешь, доктор, никогда, быть может, я не выводил своей «кривой», основываясь на столь шатких данных, как в этом случае.
– Ты говоришь, Иван Дмитриевич: шаткие данные. А по-моему, – совсем данных нет. Человек исчез с парохода… А куда он девался? Да Бог его знает…
