– Вы-с господин Ехменьев? – чрезвычайно ласково и любезно спросил гениальный сыщик, находившийся «на отдыхе».
– Я-с.
– Я очень, очень рад познакомиться с вами. Это доктор мой, ипохондрик, нелюдим.
Подходили члены семьи X.
– Нашли нашего великого, непобедимого? – смеясь, спрашивал сам X., обращаясь к Ехменьеву.
– Орла видно по полету! – расхохотался лютый помещик деланным смехом.
– А ястреба – по когтям?
И когда Путилин это произнес, Ехменьев вздрогнул.
– Почему вы называете меня ястребом, ваше превосходительство?
– Это я в ответ на ваше птичье сравнение, вы меня – орлом, я вас – ястребом.
– Тюи-тюи-тюи!..
– Чок-чок-чок!..
Прозрачной дымкой окутывается старинный барский сад. Пахнет левкоями, резедой, настурциями.
Ночь, благодатная летняя ночь, полная особой, нежной прелести, уже спускает свой полог над полуспящим имением.
В кустах прибрежных влюбленно
Перекликались соловьи…
Я близ тебя стоял смущенный
Томимый трепетом любви…
Из окна барского дома, где все полно старо дворянскими традициями, доносятся аккорды рояля.
И эту прелестную песнь весне поет милый, нежный, серебристый голос.
Путилин подошел вплотную к Ехменьеву.
– Я влюблен в вашу усадьбу. Как мне хотелось бы осмотреть ее поближе.
Ехменьев – это была еле уловимая секунда – пристально поглядел в глаза знаменитому отдыхающему сыщику и насмешливо ответил:
– Мой дом к вашим услугам, Иван Дмитриевич.
– Спасибо! Ваша роща мне так нравится… И эти огни… И эта чудесная дорога…
«Врешь!.. Не того добиваешься…» – донеслось до меня бормотание соседа-помещика X.
Я поспешил сообщить это моему благородному другу.
– Смотри, Иван Дмитриевич, ты раскрыл карты.
Путилин, прислушиваясь к пению какой-то ночной птицы, как бы рассеянно ответил мне:
– Мы узнали друг друга.
– Как так? Ведь ты друг и родственник X., он сам – помещик.
В друге и родственнике X. он разгадал другого Путилина. Того Путилина, который до сих пор старался по мере сил и возможностей приносить пользу униженным, оскорбленным, истерзанным. Итак, борьба объявлена. Посмотрим, кто кого победит.
«Лесной царь». «Эй, ловчего сюда!»
Окутанный дымкой лесного тумана, стоит заповедный лес. Спит он своим заколдованным сном. Лишь изредка его сон нарушают резкие звуки… О, не шутите с ними: это особенные звуки, звуки ночи!.. Прокричит птица, раздастся шелест чьих-то огромных крыльев, кто-то как будто заплачет, кто-то засмеется…
Ой ты, Лада, Лада,
Заповедный лес!..
Темнее тучи мчится Ехменьев к усадьбе:
«Кто выдал? Кто, проклятый? Этому я бы кол осиновый в глотку забил! Учуял… разнюхал… Ведь он – не человек, а черт. Кто еще его борол?..» Хлещут ветки всадника Ехменьева, словно Авессолома, по лицу.
