– Ну ладно, старый дружище, быть посему! А теперь давай распоряжаться.
Путилин призвал к себе помощника.
– Я уезжаю завтра, голубчик. Управление передаю в ваши руки. Я подготовлю вам кое-какие инструкции.
– Ах, Иван Дмитриевич, скоро ли вы сделаетесь домоседом! – воскликнул талантливый помощник.
– Помилуй Бог, что же делать, когда на Путилина такой спрос?! Не угодно ли: олонецкий губернатор пожаловал за мной!
– Серьезное дело? – озабоченно спросил помощник.
– Да. Пошлите Васильева за моим портным, пусть почтенный Яцикович явится немедленно.
Приблизительно через час явился Яцикович, славный еврей– портной, которого очень любил Путилин.
– Работа есть, Яцикович, но только – экстренная!
– Ох, ваше превосходительство, вы вечно торопитесь и торопите бедного Яциковича! – с шутливым ужасом поднял вверх руки симпатичный старик.
– Некогда спать, голубчик. Слушай: надо к завтрашнему утру приготовить две формы.
– К утру?! Когда же работать?!
– Всю ночь. Напролет. Могу успокоить тебя только вот чем: формы можешь шить, как на покойников.
При слове «покойники» старик еврей даже побледнел.
– Ой, какие покойники?!
– Покойников двое: я и доктор.
Яциковича отшатнуло.
– Шутить изволите… ой, только зачем такие нехорошие шутки?..
Путилин рассмеялся.
– Успокойся, успокойся, мой славный Яцикович! Конечно, я шучу, а дело вот в чем: я сказал, что формы ты можешь шить, как на покойников, в том смысле, что не старайся шить тщательно, а просто хоть намечи, знаешь, на живую нитку.
– Какие же эти формы, ваше превосходительство?
– Одна – вот по этому рисунку. Форма, как ты видишь, почтальона. Это для меня. Другая – ямщика. Эта – для доктора. Понял?
– Это очень ясно. Успею ли только…
– Успеешь. Засади всех за работу. Ты и шапки заготовь, словом – приготовь все к завтрему, к часу дня. На деньги…
Я был поражен донельзя: «Что это значит? Для чего мой гениальный друг делает подобный заказ?»
Несмотря на то что мне, казалось бы, пора было перестать удивляться путилинским трюкам, я и на этот раз с искренним изумлением и восторгом глядел на него.
«Очевидно, – проносилось у меня в голове, – он что-то уже наметил. Но как, каким чудесным, непостижимым образом он ухитряется столь быстро, с лета, намечать свои знаменитые диспозиции? Ведь никаких данных, следов. Он сам сказал, что ему здесь, в Петербурге, темно, что осветить и раскрыть злодеяния он может только на месте».
Старик-портной ушел.
– Васильев, тащите два короба! – приказал он агенту. – Знаете, те, два, легкие.
