Ее глаза были похожи на янтарные озера, лицо казалось изваянным из мрамора, а кожа обнаженных рук и ног отливала нежным опаловым блеском.
По лицу Ниола пробежала дрожащая тень, в глазах мелькнул неприкрытый страх. Внезапно он рухнул на колени и посмотрел в ее лицо снизу вверх, как приговоренный к смерти посмотрел бы на того, кто был способен его помиловать.
– Я всегда знал, что это чудо, чудо, что ты стала моей. Я не завоевывал тебя, не совершал подвигов, ты просто пришла и подобно сверкающей звезде легла в мою протянутую ладонь. Если ты не хочешь ехать в Новый Свет, забудь о том, что мы обсуждали с твоим отцом. Я готов провести всю жизнь у твоих ног. Что касается Кончиты, у меня есть только одно оправдание: это было тогда, когда я не мог и помыслить о том, что ты выйдешь за меня замуж.
Паола протянула руку и коснулась его волос.
– Ты знаешь, что в моей жизни тоже был другой. Тебе не надо оправдываться. Лучше люби меня так, как ты любил эту цыганку.
Девушке казалось, что она отдает себе отчет в том, что говорит. Ниол никогда не настаивал на физической близости; зачастую их отношения ограничивались тем, что он целомудренно и нежно ласкал ее, и она засыпала в его объятиях. Паоле была неприятна мысль о том, что, возможно, он приносит ей в жертву свои тайные желания.
– Я люблю только тебя! В тебе вся моя жизнь, – ответил юноша и покрыл поцелуями ее пальцы.
– Я имею в виду другое.
Он поднялся на ноги и обнял Паолу.
– Кончита говорила о страсти, о примитивной, отчасти даже грубой страсти, которая была между нами. Я не подозревал, что она испытывает ко мне нечто большее. – Он сделал паузу. – Эта девушка не такая, как ты. Думаю, ты создана для преклонения, для нежности, и, если тебе хорошо со мной, я счастлив. Ты зря просишь о том, чего не знаешь.
– Что плохого в желании человека познать самого себя?
У нее был чистый, наивный взгляд. Ниол покачал головой. Он не мог схватить Паолу и швырнуть ее на кровать, как Кончиту, порвать на ней белоснежную рубашку, беспощадно овладеть телом любимой, выплеснув в едином порыве все потаенные – и светлые, и темные – желания. Заставить возлюбленную извиваться, царапаться и молить об освобождении.
Вместе с тем он поклялся служить Паоле и исполнять все ее прихоти.
Значит, это надо было сделать так, чтобы раскрыть тайное и сохранить неприкосновенное.
В том, чтобы перестать ощущать реальность, погасить разум и не чувствовать ничего, кроме всепоглощающего физического желания, не было ничего необычного. Куда сложнее было превратить Паолу из жертвы в хищницу, пробудить в ней древние женские чары и силы.
