Ирина снова кивнула:
— А Люка оставишь с нами?
Я утвердительно кивнул.
— И смотри, оденься потеплее. На улице ниже нуля.
Я рассмеялся. Две женщины уже наказали мне, как следует одеться, а я ещё и носа на улицу не высунул. Наверное, как был ребёнком, так и остался.
— Мы используем шкалу Фаренгейта, Ирина. Холодно, конечно, но ещё не ноль — градусов десять, я думаю.
— Ой, ну ты же меня понял. — И резко дёрнув подбородком, она дала мне понять, что пора и дела делать, и вернулась к плите, оставив дверь приоткрытой.
Я вернулся в квартиру и принялся искать в шкафу зимнее пальто, перчатки и шарф. Поскольку у нас в квартире и так было не развернуться, мы арендовали небольшой гараж на другом конце города, и хранили там лыжи, варежки и прочие вещи, которые большую часть года только занимали бы лишнее место.
На улице было не так уж холодно, и у меня была куртка как раз по погоде, но я вспомнил, что только вчера Лорен отдала её в прачечную. Вздохнув, я снял с вешалки лёгкую чёрную ветровку, взял рюкзак с подарками и пошёл в спальню за свитером.
Люк не спал. Он смотрел на меня широко открытыми глазами. Щёчки были неестественно-красными.
— Как ты, дружок? — спросил я и наклонился к нему. Лоб определённо был горячим, а сам он весь взмок от пота. Вдобавок, оказалось, что пора было поменять подгузник, и после этого я натянул на Люка толстые носки, футболку и комбинезон и пошёл с ним к соседям.
Даже если он чувствовал себя не очень, стоило ему увидеть Ирину, как малыш расплылся в широкой улыбке.
— А, мой дорогой! — воскликнула Ирина, взяв задремавшего Люка из моих рук. — Нам нездоровится, да?
Я погладил его по головке, распутав мокрые волосы.
— Да, похоже.
Она прижала его к груди.
— Не волнуйся, я о нём позабочусь. Иди.
— Спасибо. Я вернусь где-то к обеду. — Я улыбнулся и вопросительно поднял брови. Её улыбка ответила, что меня будет ждать пир.
Она рассмеялась и закрыла дверь.
Ребёнок — это что-то невероятное. Все свои прежние годы я силился понять, что мне делать в жизни, надежды и мечты мешались со страхами. И вот вдруг — крохотная версия меня самого смотрит мне вслед — и всё предельно ясно. Смысл моей жизни в том, чтобы защищать и растить эту новую жизнь, любить его и учить всему, что я знаю.
— Забыл что-то?
— А?
В коридоре стояла Пэм в белом халате — она работала медсестрой и, видимо, собиралась на работу. Мы сдружились с ней и Рори — её мужем, но не были столь близки, как со Сьюзи и Чаком.
Дело было в том, что Пэм и Рори были веганами, и хотя я не имел ничего против, каким-то образом это вносило разлад в наши отношения. Я чувствовал себя виноватым, когда ел перед ними мясо. От того, что я вообще ем мясо, мне было как-то не по себе, хотя они множество раз заверяли, что их это нисколько не задевает, и что это личный выбор каждого.
