На траве накрыли пир. Мужчины продолжали разговаривать, а женщины сели и стали есть, подзывая мужей, братьев и женихов. Мужчины в конце концов позволили отвлечь свое внимание и тоже расселись на траве, каждый брал миску и клал в нее еду, которая лежала примерно в пятидесяти разнообразных и крошечных вместилищах – мисках, чашках, тарелках и горшках, – расставленных на чем-то вроде скатерти. Это был настоящий тибетский пир. Были китайская лапша, рис, фрикадельки, мясо, порезанное полумесяцем, квадратами, ломтями, множество овощей, вареных и жареных, цампа, масло – вечное масло, а также арак, чанг и чай.
Мы ели и пили. Подошел чудовищно грязный нищий, его лицо было искажено нелепой невыразительной улыбкой. Его покрывали лохмотья и болячки, он нес собой сковороду, четки и молельное колесо, а на голове у него была заношенная американская солдатская пилотка. Он то и дело дергано кланялся, высовывая язык и делая жесты большими пальцами. Старая женщина наложила в миску объедков и дала ему. Он поблагодарил ее, но потом что-то прохныкал. Он был не голоден, но хотел пить, он просил чанга. Это рассердило Кенраба, и он прогнал нищего, но старая женщина послала за ним мальчишку с бутылкой чанга.
К тому времени все уже слегка перепили. Девушки стали гоняться друг за другом среди зарослей шиповника, смеясь и визжа и производя адский шум. Младенцы плакали, матери кормили их грудью. Мужчина лежал навзничь на траве, как бурдюк для вина, который положили для просушки. Старухи намазали волосы остатками масла на тарелках.
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня день аче-лхамо. Кто-то крикнул: «Гьок по! Гьок по!» («Быстрей, быстрей!»).
Сначала никто не сдвинулся с места, но потом все поднялись, как по заклинанию, которое проникло в их онемевшие мозги. Через несколько секунд все уже спешили в деревню. Кенраб, который тоже проснулся, взял меня под руку и сказал:
– Кушок-сагиб, вы тоже должны пойти посмотреть аче-лхамо. Пойдемте! Пойдемте!
Вся долина качалась, горы падали, леса горели зеленым пламенем. Я съел миллион ягод земляники и окунул голову в реку. Когда мы дошли до моста, нам всем стало лучше.
Ятунг: легенда о Тримикундене
В Тибете театральные представления происходят под открытым небом. Священные мистерии (чам) дают во дворах монастырей, а народные пьесы (аче-лхамо) показывают на площади. Разница между двумя категориями совсем не четкая, и в основе сюжета всегда буддийская агиография. Священные пьесы всегда представляют монахи, а народные часто дают странствующие актеры, которые ходят из деревни в деревню. Часто их устраивают сами жители деревни. Раз или два в год они прекращают работу, закрывают свои лавки или прислоняют свои лопаты к стене и играют роли, поют и танцуют.
