— Повторю последний раз, где Анек?
Кубрик, размазывая по лицу кровь, проблеял:
— В шестой палате.
— Ты же говорил, увезли?
— Раньше там лежала… Можно проверить… Не бейте меня, пожалуйста!
Корин удивился:
— Кто тебя бьет, пиявка? Никто пока пальцем не тонул. А вот если опять соврал, буду убивать мучительно. Веришь мне?
— Конечно, верю, — с какой-то нелепой радостью отозвался доктор.
— Где эта палата?
— Направо по коридору… Четвертая дверь отсюда.
Корин оторвал телефонный провод и связал ему руки и ноги. Потом отволок к батарее и брючным ремнем прикрутил за шею к железной стойке так плотно, что дернувшись, доктор рисковал себя задушить. Отошел на шаг, полюбовался работой. Побагровевший, задыхающийся кириенок выглядел потешно, но какого-то важного штриха не хватало в композиции. Корин задумался, сведя к переносице мохнатые брови. Ага! За ноги стянул с дивана Коленьку, перетащил к батарее и прислонил к доктору, закинув руки мертвеца ему на плечи. Великолепно! Получилась возвышенная картина, которую можно назвать «Поцелуй смерти». То, что доктор временно еще живой, даже усиливало эстетическое впечатление.
— Сиди тихо, — растроганный, попросил Корин. — Не разрушай гармонию. Может, я тебя помилую, гаденыш.
Попав в шестую палату, принюхался. Две кровати заняты, третья пустая. Ани тут не было. Значит, действительно увезли. Разочарование было так велико, что Корина замутило. Он ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Стоял зажмурясь, борясь с тошнотой. Столько усилий — и все напрасно!.. Нет, конечно, он разыщет Анека и спасет, но ведь и враг не дремлет, неустанно строит козни. Еще неизвестно, чем ее нашпиговали в этой душегубке. Вдруг превратили в зомби — и бедняжка его не узнает? Что тогда делать?
На одной из кроватей зашевелилась коричневая гора, и оттуда донесся встревоженный женский голос:
— Кто там стоит?
— Это я, — мягко ответил Корин.
— Кто ты?
— Я пришел за Аней Берестовой, но, кажется, немного опоздал.
После паузы голос потребовал:
— Включи свет.
Корин щелкнул выключателем. На подушке смутно вырисовывалось жирное, широкоскулое лицо, на котором не было ни испуга, ни безумия, лишь любопытство.
— Узнаешь меня? — спросила женщина.
— Да, узнаю, — ответил Корин. — А ты меня?
— Еще бы! Эй, Кирка, проснись!
На соседней кровати на оклик приподнялась вторая постоялица обреченной палаты. У этой узкое, испуганное личико было точно такое же, как у гадкого утенка, которому никогда не суждено стать прекрасным лебедем.
