— Нечего рассказывать. Он же не ко мне приходил, к Ане. Вы знаете, где она?
— Да, в психушке. Ты сказал ему об этом?
Мальчик вспыхнул до корней волос, на щеках проступили веснушки. Казалось, сейчас заплачет.
— А что бы вы сделали на моем месте, Антон Семенович? У него клыки, как у волка. Я не хотел умирать.
— Успокойся, дружок. Я не осуждаю… Ты назвал адрес?
— Нет, дал телефон «Токсинора». И еще принес папину бритву. Он теперь похож на человека.
— Он сказал, зачем ему Аня?
— Нет, но я знаю и так.
— Зачем же?
— Хочет из нее тоже сделать оборотня. Он живет под землей, там скучно одному.
— Ну да, естественно, зачем же еще… Вы разговаривали здесь же?
— Нет, в Аниной квартире.
— Как же он вошел? У него были ключи?
— Выломал дверь. Для таких, как он, это раз плюнуть.
Сидоркин затушил сигарету в банке, ненадолго задумался. Старческие глаза Валерика фосфоресцировали. Майор не удержался от глупого вопроса:
— Откуда ты все знаешь про оборотней? Раньше с ними встречался?
— Мы с ними встречаемся каждый день. Только не замечаем. Не узнаем их.
Сидоркина ответ вполне удовлетворил, и он поднялся наверх к Аниной квартире. Мальчик плелся за ним. Дверь выглядела нормально и даже была заклеена тонкой полоской бумаги с надписью: «Опечатано». Но это была только видимость. Сидоркин толкнул посильнее — и дверь отворилась, соскочив с нижней петли.
— Ишь ты!.. — сказал Сидоркин. — Как говорится, не верь глазам своим. Что ж, Валерик, спасибо за помощь. Ступай пока к себе. Еще увидимся попозже.
— Спину берегите, дяденька. — Мальчику не хотелось расставаться. — Они сзади любят нападать.
— И за добрый совет спасибо. Буду остерегаться.
Он вошел внутрь и прислонил за собой дверь. В квартире провел около часа. Пошарил там и тут, принюхался, в спальне залез под кровать, из комода вытряс все, что можно. Слепой поиск. Покурил на кухне, размышляя о том о сем. Мальчик необыкновенный, хороший мальчик, но долго вряд ли проживет. Чересчур совестливый. Таких по нынешним временам сбивают на лету из рогатки, как воробышков.
В ванной обнаружил лезвие, которым пользовались совсем недавно, с налипшими пегими волосиками. Пожалуй, самая ценная выходка. По твердости и окрасу волосы могли принадлежать кому угодно, но вряд ли человеческому существу.
Поежась от недоброго предчувствия, Сидоркин достал из внутреннего кармана пиджака «мобильник» и вызвал опергруппу из конторы.
Корин прятался в парке, в зарослях боярышника, дожидался темноты. Наблюдать отсюда, из зеленого ухорона за трехэтажным, приземистым зданием «Белой дачи» было удобно. За час или два, которые он провел здесь, к парадному подъезду подъехали всего две машины — армейский крытый «газон» и черный «мерс» с мигалкой. В «газон» двое мужиков в рабочих халатах загрузили несколько больших белых тюков, и машина, развернувшись, покинула территорию психушки. «Мерс» высадил солидного господина с кожаным чемоданчиком и вырулил по асфальтовой ветке вправо, к расположенным в отдалении гаражам. За то же время из дома с разными интервалами вышли пять человек: две пожилых женщины и трое мужчин. По тому, как они все уверенно, беззаботно держались, Корин сделал вывод, что это постоянные здешние обитатели, персонал. Последний из мужчин, крепыш в кожаной шляпчонке, вместо того, чтобы, как и прочие, направиться к воротам, ломанул по песчаной тропке прямо к нему; и Корин приготовился принять меры, но, не дойдя с десяток метров, мужчина весело помочился, закурил и, мурлыча под нос: «Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша!», погнался за остальными. «Зассанец чертов!» — обозвал его вдогонку Корин.
