Петра окружала возбужденная наэлектризованная толпа. Нервно расширенные глаза, бледные, багровые, угрюмо-гневные лица. В некоторых глазах он прочел страх, в других — сумасшедшее желание бить, разрушать все, что ни попадет под руку. И удивительно — ни одного равнодушного лица! Вероятно, именно так всегда выглядели мятежники…
Снова мысленно вставал перед ним Емелька Пугачев в домотканном зипуне, с занесенным топором и с пушкой своей, мужицкой конструкции.
«Мятеж против государя может сослужить службу лишь врагам Отечества. Он пошатнет власть, вызовет смуту, и, как всегда бывало в истории, этим не преминут воспользоваться иностранные государства. Огонь не разбирает, где худое, где доброе, он пожирает все подряд!»
Едва Петр утверждался в этой мысли, как ее опрокидывали новые: «Государь… стреляет в народ, пришедший к нему с иконами и хоругвями…
Полно, было ли что-либо подобное на Святой Руси, не навет ли злых врагов ее?..»
Петр не находил выхода из лабиринта противоречивых мыслей.
Данила легонько толкнул его в спину.
— Погляди направо.
Петр повернул голову и увидал в дверях группу жандармов. В груди похолодело. «Если нас задержат… прощай юнкерское училище, прощай будущее офицера русской артиллерии!..»
На кафедру поднялся жандармский ротмистр, краснолицый, с испуганно и зло прищуренными глазами.
— Господа студенты! Пр-редлагаю немедленно р-ра-зойтись!
Актовый зал ответил свистом и криками:
— Долой жандарма!
— Во-он с кафедры!
— Не позорьте стен университета!
— Убийцы!
Но часть студентов все-таки устремилась к дверям.
Жандармы стояли, заложив руки за спину, будто всем своим видом показывая, что они благосклонно предоставляют возможность напроказившим молодым людям мирно разойтись по тихим отцовским гнездам и забыть обо всем, что здесь произошло, забыть, как дурной сон.
— Пошли! — сказал Петр и, опустив голову, быстро зашагал к выходу. Данила шел следом. Обоим казалось, что жандармы вот-вот окликнут их и схватят…
Лена догнала Петра и Данилу уже на улице.
14
Петр досадовал на свое малодушие: как они с Данилой поспешно покинули студенческий митинг! Казалось, в характере его не было трусости, а тут испугался. Семь лет кадетского корпуса сделали свое дело. Петр не понимал и не одобрял тех, кто выступал против правительства. Но вместе с тем, его не оставляло чувство глухого протеста: «Чиновники на Руси бездарны и глупы…»
Петр забывал об этих горестных мыслях на уроках тактики, фортификации. Все было здесь интересным и значительным.
