Установили мне режим. Оказывается, я так же, как боксёр, должен всегда быть в форме. Сначала я стал спорить, но мистер Бенкс мне доказал.
— Пойми, — говорит, — вот ты со всякими девчонками развлекаешься, с Лу этой, которую мы же тебе подбросили, пьёшь, ложишься чёрт знает когда, нервничаешь из-за Мари, Ведь это всё на здоровье отражается. Возьмёшь и заболеешь. Тебе известно, что на нервной почве голос пропадает? Да, да! Или простудишься. Сляжешь. А ты посчитай, сколько ты за один концерт получаешь. Иной раз пять тысяч долларов. Концерт два часа длится — сто двадцать минут, значит, получаешь по сорок долларов в минуту. Проваляешься сутки — двадцать четыре часа, — тысячу четыреста сорок минут, вот тебе пятьдесят тысяч долларов из кармана. А если неделю — так почти полмиллиона! Толковый всё же он, этот господин Бенкс.
Болеть я пока не болею, зато плачу теперь ежемесячно пятьсот долларов личному врачу. Он ко мне каждый день приходит — язык, горло посмотрит, пульс прощупает, «О'кэй» скажет и уходит. Ничего себе работка!
Пить я стал всё-таки меньше. Я вообще-то не очень это люблю, но соберётся компания, все пьют, и как-то неудобно отставать. Из девчонок только Лу оставил и ещё эту чёрненькую из музыкального отдела. А с Раймондой, секретаршей, раз в неделю вижусь — не чаще. Уж очень мне её имя нравится.
А вот с Мари, господин Бенкс прав, — сплошная трёпка нервов. Мари ведь не Лу! Её не выгонишь, когда надоест! Мари — настоящая. Она любит меня. И я… конечно, тоже её люблю. Мы с ней когда-нибудь, не теперь, конечно… поженимся? Я её немного боюсь. С ней я чувствую себя как-то не по себе, ниже ростом, что ли.
Я понимаю, что Лу и такие, как она, меня не любят. Они любят мои деньги, славу, весёлую жизнь. Они восхищаются мной за то, что я всё это имею. Стань я завтра нищим — их и след простынет. Поэтому при них мне нечего стесняться изображать из себя. Что ни скажу — они в восторге. Что ни спою — они чуть в обморок не падают.
А Мари? Я знаю, что, если всё потеряю, буду больным, калекой, Мари за мной на край света поедет, прачкой станет, чтоб меня кормить. Конечно, она радуется моим успехам, потому что всё, от чего мне хорошо, доставляет ей радость. Но главное для неё — я, а не мои деньги и слава.
И из-за этого я с ней всё время в напряжении, всё время слежу за собой. За тем, что говорю, как поступаю, не хвастаюсь ли, не вру ли. Я словно голый перед ней, И это меня злит. Мы ссоримся. А зачем? Ведь она любит меня. И ещё. Господин Бенкс меня уже не раз предупреждал. Пронюхают фаны про Мари — будет скандал. Были случаи, говорит, когда из-за того, что певец женился, фаны его бойкотировали. И конец — парень горел. Если, конечно, он женился не на такой же звезде, как сам. Тут есть свои законы. Если женился на звезде, ничего не поделаешь: звезда со звездой… А если на простой смертной, такой же, как тысячи фанов, — это предательство! Это измена! Почему именно на ней, а не на любой другой? И вот мы с Мари вынуждены скрываться. А в моём положении это нелегко. К себе я Мари привести не могу: у моей виллы вечно торчат фаны. А недавно двух сняли с церковной крыши в соседнем местечке, километра за два. Влезли с громадным телевиком и сутки сидели, ждали. Когда я утром буду гулять по саду — сфотографировать хотели. Церковный сторож увидел их и в полицию отвёл.
