Резать ложки Квашнин научился у своего деда ложкаря ради забавы, а теперь пригодилось: вся рота ест ложками его работы.
Готовую ложку Квашнин отдает Аспанову:
— Обещал — возьми, Сабир!
Липатов посмотрел на Асланова живыми, насмешливыми глазами.
— Теперь понял, Сабир, как воевать надо? — Он обнял его: — Пока сам пороху не понюхаешь, ни черта не поймешь! Ты вот лучше завтра поближе ко мне держись!..
— Я тебе вот что скажу, Сабир, — говорит Молев, — в бою о себе думать нельзя. В бою надо одно держать перед собою: как задачу свою выполнить!
Молева поддержал Квашнин:
— Правильно говорит сержант. Ты смотри, Сабир, что комсомольцы делают, и на них равняйся!
Береснёв ободряюще похлопал Аспанова:
— Не может быть, чтобы комсомолец да сробел! Страх тогда человека берет, когда ему кажется, что он один-одинешенек под пулями стоит. А раз ты комсомолец или, скажем, коммунист, значит, ты не один, с тобой твои товарищи сражаются за общее дело. И ты уже не сам по себе, а крупица большого, великого... А оно непобедимо и смерти не подвластно!
Долго вдумывается Ромадин в слова Береснёва, разбираясь в своих чувствах. Потом, очевидно так и не разрешив беспокоящий его вопрос, спрашивает:
— Как же так получается, Иван Акимович: я вот тоже так понимаю, как ты, а ведь я беспартийный!
А это и значит, Алексей Иванович, что пора тебе в партию подавать! — серьезно сказал Береснёв. — Подумай об этом!
Не успокоил, а еще больше взбудоражил Береснёв Ромадина.
Легко сказать: в партию подавай!
Он всегда делал то, что велела партия, но ведь в партии состоять — это каким человеком надо быть!
Да, с подковыркой человек Иван Акимович!
— Что ж, ребята, — сказал Молев, —пора расходиться, скоро построение!
Он поднялся, молча и сосредоточенно загасил ногой теперь уже ненужный костер, мельком взглянул на играющий алыми красками закат — «морозно завтра будет» — и, как человек, принявший твердое решение, круто повернулся, закинул автомат на плечо и широким, уверенным шагом пошел от костра.
Когда Молев вошел в землянку, он со свету сначала ничего не увидел, кроме желтого прямоугольника стола, на котором стояла сильно коптящая самодельная лампа из снарядной гильзы. Молев приподнял обгоревший фитиль, пламя взметнулось ярким желтым языком, осветив необшитые стены, покрытые лапником земляные нары и спящего Хлудова.
Молев рязбудил его и сказал, что надо готовиться к построению.
— Приказ о наступлении будут зачитывать, — добавил он и стал разжигать погасшую печку посреди землянки.
