Полицейские и провокаторы | страница 199



. Рутенбергу поведение Азефа в деле Гапона не понравилось с самого начала. Глава Боевой организации постоянно менял задание и чрезмерно торопил с его выполнением, но ни с кем другим из членов ЦК он быстро связаться не смог (Савинков в то время еще не входил в состав ЦК). Рутенберг говорил Азефу, что он не член Боевой организации и руководить крупным и трудно исполнимым террористическим актом ему тяжело. После некоторых колебаний Азеф дал согласие на убийство одного Гапона. За два дня до убийства Азеф посоветовал Рутенбергу, кого из боевиков пригласить для его исполнения [507] .

Позже выяснилось, что Азеф вел переговоры с Рутенбергом об убийстве одного Гапона без ведома ЦК. Когда в ЦК узнали о возобновлении сношений Гапона с Министерством внутренних дел и предложении Рутенбергу сотрудничать с Департаментом полиции, постановили устроить суд над Талоном с участием представителей ЦК или разрешить убийство Гапона и Рачковского во время их свидания, но Рутенберга обо всем этом не предупредили. Интересно отметить, что Азеф не поставил в известность свое начальство из Министерства внутренних дел о шагах, предпринимавшихся в отношении Гапона.

Странная позиция полицейского агента Азефа оставалась необъяснимой до появления воспоминаний бывшего начальника Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова, сообщившего о временном разрыве отношений между Департаментом полиции и Азефом, переставшим получать инструкции и жалованье из его секретных средств [508] Возможно, Азеф вознамерился с помощью Рутенберга избавиться от своего бывшего начальника Рачковского, с которым у него были свои счеты. Возможно, Азеф собирался подготовить покушение, раскрыть его старым хозяевам и таким способом «аккредитовать» себя и возобновить сотрудничество. В апреле 1905 года Азеф вернулся в лоно политической полиции, но в подчинение Герасимова [509].

А. В. Герасимов сталкивался по роду своей службы и с Гапоном, и с Рутенбергом. «Рутенберга же я знаю лично,— писал Герасимов; — во время одного допроса я обстоятельно наблюдал его и вынес впечатление, что это непреклонный человек и убежденный революционер. Смешно поверить, чтобы его удалось склонить на предательство и полицейскую работу» [510].

Характеристики, исходящие от Герасимова, особенно интересны для нас, потому что они пришли с другой стороны, из вражеского стана, и их чрезвычайно мало. Но воспоминания Герасимова еще интересны и тем, что они доказывают правдивость воспоминаний Рутенберга. У них совершенно отсутствуют расхождения при описании одних и тех же событий. Приведу отрывок из описания разговоров во время совместной трапезы Рачковского, Гапона и Герасимова в столичном кафе „Де Пари“: «Мне скоро стало ясно, что он, если даже и видел немало, то плохо ориентируется и неправильно понял многое. В сущности, люди, о которых он говорил, были ему чужды. Он не понимал их поступков и мотивов, которые ими руководят... Особенно он распространялся на тему о том, имеют ли они много или мало денег, хорошо или плохо они живут,— и глаза его блестели, когда он рассказывал о людях с деньгами и комфортом. Внезапно я его спросил, верно ли, что 9 января был план застрелить государя при выходе его к народу. Гапон ответил: — Да, это верно. Было бы ужасно, если бы этот план осуществился. Я узнал о нем гораздо позже. Это был не мой план, но Рутенберга... Господь его спас...»