Но Верещагин не стал откладывать в долгий ящик свою славу.
- Шофер подождет, - коротко бросил он.
И принялся излагать такие прописные истины ...
- По стопам отца иду, - заявил он, - он у меня главный инженер строительного управления.
"Нет, положительно снимет мне главный голову, - думал журналист. - Я не смогу писать очерк с Верещагина. Не смогу, потому что вижу - он спою биографию подлаживает под газетные очерки".
Журналист помог погрузить вещи и откланялся.
Вспомнил про письмо старика.
- Не ожидал, что приедете, - все время повторял старик. На покрытой вязаной кружевной салфеточкой этажерке стояла фотография парня в фуражке и рядом ржавый кожух гранаты. В хрустальной вазочке - четыре красных тюльпана.
- Надоел старый со своими цветами, - вдруг влезла в разговор его жена, - не представите: ведь участок ими засадил, из милиции скоро придут.
Журналист удивился:
- Почему из милиции, торгуете, что ли, цветами?
- Какой там, торгуем. Специально выращивает, чтобы всегда свежие были в этой вазочке. Я, говорит, так интересней живу. Семена из какихто там Эрландей выписал. Вы представляете, и черные даже вырастают.
Надо же, цветы, а черные.
Старуха голосила очень забавно, и журналист ее не перебивал.
- Я ему говорю, ты, ведь, говорю, старый, лучше б, ей-богу, занялся чем другим, а ведь в вазе и пластмассовые постоят, не осыпягся. - продолжала старуха, радуясь, что может с кем-то поболтать, и долго еще причитала бы, если бы ее нс перебил хозяин.
- Ну, кончай, гостя замучила совсем, собирай на стол.
- Николенька-то наш большой уже, в шестом, - медленно проговорил старик, ставя полную рюмку на стол. Руки его дрожали, и поэтому полку он расплескал на льняную скатерть.
Почему ваш? - спросил отчаявшийся журналист.
- Да как же не наш? - старик с удивлением поднял глаза. - Наш он, с дедом его вместе воевали. Дед его, Егор Спасибо, в моей роте был. Он и сейчас живой, весь только израненный, вон в том доме живет. - За окном, увитый диким виноградом, зеленел маленький домик. - Со старухой они живут. Дочка у них большая, уже замужем.
Поговорили о войне. О том, где воевал старик, как под Берлином ранен был, как чуть не потерял друга Егора, когда штурмовали Будапешт.
- У него в сердце осколки. И надо же, бьется!...
Нить разговора искали вместе.
- Двенадцать лет назад Егор слово дал Верещагину, что Николенька никогда про настоящего отца не узнает, - сказал старик.
- Но тогда в чем же проблема?
