Волки | страница 18



Ведь на Литейном беспременно
Нас фигаря давно уж ждут.

А Солодовников закричал сипло:

— Стой, братцы! Еще придумал. Сейчас вот. Ах! Как? Да!

Запел на прежний мотив:


В Сибирь пошли на поселенье
Василька, Ванька, Лешка-Кот,
Червинский, Латкин и Кулясов
Все наш, все деловой народ.

Солодовников манерно раскланялся, но тотчас же опустился на стул и, склонив голову на руку, задремал.

А Ломтев глупо хохотал, разглаживая усы. Потом поднялся, пошатываясь (славушкин чай с коньяком подействовал), подошел к Солодовникову:

— Ларя! Дай я тебя поцелую. Чудесный ты, человек, Ларя! В роде ты как Лермонтов. Знаешь Лермонтова, писателя? Так и ты. Вот как я о тебе понимаю. Слышишь, Ларя? Лермонтова знаешь? Спишь, чо-орт!

Солодовников поднял на Ломтева бессмысленное лицо; заикаясь, промычал:

— По-о-верка? Есть!

Вскочил. Вытянул руки по швам.

— Так точно! Солодовников!.

— Тюрьмой бредит! — шопотом смеялся Славушка, толкая Ваньку. — Поверка, слышишь? В тюрьме, ведь, поверка-то.

Солодовников очнулся. Прыгали челюсти.

— Пей, Ларя! — совал рюмку Ломтев.

— Не мо… гу… — застучал зубами. — Спа-ать…

Солодовникова уложили рядом с Ломтевым. Минька с Балабою пили, пока не свалились.

Заснули на полу, рядом, неистово храпя.

— Слабые ребятишки. Еще время детское, а уж все свалились! — сказал Славушка.

Подумал, засмеялся чему-то.

Уселся в головах у спящих.

— Ты чего, Славушка? — с беспокойством спросил Ванька.

— Шш!.. — пригрозил тот.

Наклонился над Минькою. Прислушался. Тихонько пошарил возле Миньки.

— Погаси свет! — шепнул Ваньке.

— Славушка, ты чего?

— Погаси, говорят! — зашептал Славушка и погрозил кулаком.

Ванька привернул огонь в лампе.

На полу кто-то забормотал, зашевелился.

Славушка бесшумно отполз.

Опять, на корточках, подсел.

Потом на цыпочках вышел из комнаты.

Ванька все сидел с полупогашенной лампой. Ждал, что проснется кто-нибудь.

"Ошманал", — догадался.

Славушка тихо пришел.

— Спать давай! Разуй!

Улеглись оба на кушетке.

— Ты смотри, не треплись ничего, а то во!

Славушка поднес к Ванькиному носу кулак.

— А чего я буду трепаться?

— То-то, смотри!

Славушка сердито повернулся спиною.

— Чеши спину! — приказал угрюмо. — Покудова не засну, будешь чесать.

Ваньку охватила тоска. Хотелось спать, голова кружилась от пьяного воздуха. Было душно от широкой горячей славушкиной спины.

Утром проснувшиеся бузили.

У Миньки-Зуба пропали деньги.

Ломтев, сердитый с похмелья, кричал:

— У меня в доме? Ты с ума сошел? Пропил, подлец! Проиграл.

Минька что-то тихо говорил.